Легчайший воздух - Минка Кент

– Ты поедешь со мной? – спрашиваю я, ощущая неприятный осадок. В Глейшер-Парке меня почти никто не знает. Мой круг общения состоит в основном из Эндрю и Эллисон. И то, что какой-то сумасшедший заметил меня и начал преследовать… мягко говоря, пугает.

– Конечно. Хочешь, я отвезу тебя? Ты сама не своя. – Эллисон обнимает меня за плечи, ведет к припаркованной неподалеку «Ауди» и помогает сесть.

Через пять минут мы уже въезжаем на парковку для посетителей полицейского управления Глейшер-Парка. Эллисон ведет меня внутрь и, как только мы оказываемся у стойки дежурного, берет на себя разговор. Мы сидим в коридоре больше десяти минут, когда детектив вызывает нас.

– Мередит Прайс? – спрашивает он, поочередно посмотрев на меня и на Эллисон.

Я поднимаю руку и встаю.

– Мередит – это я.

– Детектив Ронан Маккормак. – Он пристально смотрит на меня. – Пойдемте за мной.

Он ведет нас по стерильно-белому коридору, увешанному парадными фотопортретами отставных капитанов, сержантов и лейтенантов. Его кабинет в самом конце, напротив кабинета начальника.

– Присаживайтесь, дамы. – Он закрывает за нами дверь. Мы обе пока не проронили ни слова. – Итак, что привело вас сюда?

Вынув из сумочки письмо и фото, я подталкиваю их к нему через стол.

– Я нашла это на лобовом стекле машины сегодня утром.

Его лицо становится напряженным: он читает записку и рассматривает фотографию.

– Скажите, это первый подобный случай или этот человек уже пытался как-то связаться с вами раньше?

– Первый, – говорю я. – Но это фото прошлой недели. И он знает мое имя. И обратите внимание на подпись. Видите? Следящий за тобой?

– И еще он назвал ее «Моя Мередит», – добавляет Эллисон.

– Это тактика запугивания, – говорит полицейский, поглядывая то на Эллисон, то на меня. – Большинство преследователей хотят, чтобы жертвы боялись. Иногда для достижения этой цели они используют такие фразы. Как вы думаете, Мередит, кто хотел бы вас запугать?

Он произносит мое имя нежно и ласково, и у него добрые глаза.

Я качаю головой.

– Никто. Я прекрасно лажу со всеми.

– Кроме бывшей твоего мужа, – тихо говорит Эллисон и слегка подталкивает меня в бок.

– Эрика на такое не способна. Она истеричка, но не до такой степени, – говорю я. – К тому же я знаю ее почерк.

– Может, она кого-то наняла? – пожимает плечами Эллисон.

– Практика показывает, что, как правило, жертвы знают своих преследователей, – говорит Ронан. – Скорее всего, это кто-то, с кем вы общались в прошлом. Я имею в виду, это может быть кто-то, кто, увидев вас лишь раз, стал следить за вами и выяснил, кто вы такая, но шансы на это невелики. Я не буду этого исключать, но только чтобы вы знали. Статистически это маловероятно.

– И что теперь?

– Технически, если нет серии подобных действий и повторной виктимизации, это не преследование. Одного случая недостаточно, чтобы обвинить кого-то в преследовании, – говорит он. – Вы случайно никого не замечали рядом с вашей машиной? Кто-нибудь еще видел что-нибудь необычное?

– Мы были в спортзале, машину припарковали в самом конце стоянки, – говорю я. – Я могу спросить, есть ли там камеры…

Детектив Маккормак вздыхает.

– Если этот человек знал, что делает, он бы не рискнул попасть на запись. Проверить стоит, и я займусь этим, но я не хотел бы вселять в вас особых надежд.

– Понимаю, – говорю я.

– Без описания подозреваемого мы мало что можем сделать, – говорит он. – А пока будьте бдительны. Обращайте внимание на то, кто и что вас окружает, отмечайте в толпе любое непривычное лицо, любого, кто, как вам кажется, следит за вами. Если что-то случится снова, тотчас звоните нам, договорились?

Он берет из коробочки за телефоном визитку, передает ее мне и указывает на напечатанный внизу номер.

– Это номер моего служебного сотового, – говорит он, пододвигая ее ко мне. – В течение следующей недели наши парни будут патрулировать в вашем районе. Кто знает, вдруг они заметят необычную активность вокруг вашего дома.

– Спасибо.

Я знаю, он делает все, что в его силах, но мне все равно не по себе. Мой живот скрутило узлом, перед глазами все расплывается. Даже здесь, за каменными стенами местного полицейского участка, я то и дело посматриваю по сторонам, не в силах избавиться от ощущения, что за мной кто-то наблюдает.

– Нам пора. – Я поворачиваюсь к Эллисон и собираю свои вещи. Я должна вновь попробовать дозвониться до Эндрю. Я звонила ему по дороге сюда, но секретарь сказала, что у него встреча с новым клиентом, и пообещала передать ему, что я звонила. Это было час назад.

Детектив Маккормак провожает нас до самого вестибюля.

– Вы правильно сделали, что приехали сюда сегодня, – говорит он. – По вторникам я преподаю уроки самообороны в общественном центре в Риджвуд-Хайтс. В семь часов. Приезжайте, если хотите. Бесплатно для всех.

Эллисон вопросительно смотрит на меня.

– Кстати, неплохая идея.

Детектив улыбается мальчишеской улыбкой, хотя я подозреваю, что он ненамного старше меня – я бы дала ему лет двадцать восемь-двадцать девять, максимум тридцать. Его спокойствие передается и мне.

Мой взгляд скользит по его широким плечам. Я ловлю себя на том, что любуюсь тем, как рукава темно-синей рубашки обтягивают его мышцы. Похоже, что самодисциплина – его вторая натура. Я представляю, как каждое утро он просыпается точно в пять часов утра, совершает – будь то в дождь, снег или солнце – пробежку и возвращается к завтраку, состоящему из протеинового коктейля, крутых яиц и горсти витаминов и биодобавок.

Затем я задаюсь вопросом, есть ли у него подружка, симпатичная ли она или же из тех, что привыкли использовать таких хороших парней, как Ронан, в своих интересах.

Вспомнив, что я замужняя женщина, я одергиваю себя. Такие мысли несправедливы по отношению к Эндрю. К святости нашего брака.

– Спасибо, детектив. – Я заставляю себя улыбнуться, хотя и чувствую, что мои щеки пылают, как будто он мог прочитать мои мысли. – Благодарю за приглашение.

День третий

– А не могла ли Мередит уехать куда-то сама? – спрашивает Уэйд тем вечером у Эндрю.

Он переоделся в другую гавайскую рубаху, линяло-голубую, не ту, веселой расцветки, в которой он щеголял сегодня утром. Перед нами на кухонном столе черствеет наполовину съеденная остывшая пицца. Взгляд моей матери укоризненно скользит от ее нетронутого куска пиццы к бойфренду, как будто тот только что допустил откровенное богохульство.

– Сейчас я даже не знаю, что думать, – щелкнув языком, говорит она, отодвигая тарелку.