Фитиль для бочки с порохом - Алексей Макеев

– Но это ведь не просто дебильный приказ, он ведь с риском для жизни был связан. Вы ведь не могли этого не понимать.

– Да там уж не думали – с риском, без риска. Все пылает, вокруг грохот, и так ничего не соображаешь, а тут еще этот орет, как ненормальный, «руби, пили!». Когда уж тут риски оценивать.

– То есть… что значит, «руби, пили»? – не понял Гуров.

– Ну, Никитин послал нас деревья рубить. Или пилить. У кого что в руках было, тот тем и орудовал. Кто пилой, кто топором.

– Погоди-ка, так, значит, он вас не на тушение пожара посылал?

– Нет. Он приказал поросль убрать, чтобы огонь дальше не пошел и на второй склад не переметнулся. Как зверь орал, кажется, если бы не послушались, кусаться бы начал.

– Так, значит, все несчастные случаи произошли в то время, когда вы убирали деревья?

– Ну да. Мы там близко начали, можно сказать, под огнем прямо. Поэтому и ожоги у ребят. Не только у тех, кто здесь лежит. Многих прижарило, просто не в такой тяжелой форме, вот они и не пошли в больницу. Правильно, чего валяться? Здесь скука.

– Да уж. Зато на том пожаре вам, похоже, было весело.

– Не то слово, – усмехнулся Андрей.

– Послушай, а откуда там вообще оказались боеприпасы? Ведь, насколько я понял, этот склад должен был пустым стоять. Говорили, что все, что там лежало, вывезли на утилизацию.

– Да, вроде бы вывезли. Я тоже слышал. Но, видать, не все. Пацаны говорили, что, когда машина пришла, Рыба самолично там присутствовал, на этом складе. Указывал, какие ящики забирать, а какие оставлять.

– Рыба, это Рыбаков?

– Ну да, – смущенно улыбнулся Андрей. – Его здесь все так зовут. Лупоглазый, на карася похож.

– Значит, он лично указывал, какие именно ящики с боеприпасами можно забирать, а какие нужно оставить? – с возрастающим интересом спросил Гуров.

– Ну да. Так говорили.

– И много там их осталось, этих ящиков?

– Я не знаю, я там не был.

– А кто был? Кто занимался погрузкой?

– Грузили те, кто с этой машиной приехал. Не наши. Машину прислало предприятие, которое должно было все это утилизировать, ну и грузчики эти, соответственно, тоже были от них. Типа – специалисты. Как нести правильно, как ставить, чтобы самим на этих гранатах не подорваться при перевозке – все это они должны были соблюдать. Мы-то не знаем, как правильно. Вот нам и не доверили.

– Ясно. Но откуда же ты тогда узнал, что не все ящики со склада вывезли? Не Рыба же тебе рассказал об этом?

– Нет, не он. Это так… слухи ходили. А потом и подтвердилось… как видите.

– А о том, для каких целей Рыба оставил на складе гранаты, слухи, случайно, не ходили? – вновь пытливо посмотрел на Андрея Гуров.

– Нет, об этом не ходили, – серьезно ответил парень.

– Что ж, на нет и суда нет. Можешь возвращаться в палату, не буду больше тебя мучить. Выздоравливай.

– Спасибо.

Отпустив Андрея, Гуров не спешил вызывать его товарища, размышляя над полученной информацией.

Выходило, что перед «своими» Рыбаков не очень-то и таился, смело и у всех на виду «сортируя» ящики с боеприпасами, вместо того чтобы отдать приказ грузить их подряд и без разбора. И такую храбрость несложно было объяснить. Бесправные солдатики, которые, собственно, даже не участвовали в процессе, проговориться не посмеют, а пришлые «типа специалисты» не станут поднимать шум именно потому, что они – пришлые. Какая им разница, двадцать там ящиков реально загружено или только пятнадцать? Все равно на уничтожение везут. Главное, чтобы документы были подписаны, а с этим у майора Рыбакова наверняка было все в порядке. Что же до небольших несоответствий в количестве, подобные «нюансы» всегда можно сгладить путем посильного материального поощрения.

«В общем-то, технология здесь понятна, ничего сверхъестественного нет. Непонятной остается цель. Что собирались делать Калачев и Рыбаков с этими гранатами? Продать «налево»? Но там, кажется, было не такое глобальное количество, чтобы из-за него рисковать карьерой. Оставили лично для себя, чтобы на досуге поохотиться или глушить рыбу? А может быть, эти два товарища – члены какой-нибудь тайной организации, практикующей человеческие сафари, и, в силу служебного положения, членские взносы они платят патронами и гранатами?»

Последняя версия вызвала у полковника усмешку, но в целом причин для веселья было не так уж много. Гуров видел, что у него есть все поводы предъявить командованию части серьезное обвинение, но нет фактов, чтобы это обвинение доказать. Приватные разговоры рядовых военнослужащих, пересказывающих друг другу какие-то невнятные «слухи», разумеется, не могли служить основанием для возбуждения уголовного дела, а кроме этих разговоров в активе у него пока ничего не было.

– Крестова вести? – деликатно постучав в дверь, осведомилась медсестра.

– Ведите, – оторвавшись от раздумий, решительно проговорил Лев. – Он без мамы?

– Один, – понимающе усмехнулась девушка.

Михаил Крестов оказался щуплым среднего роста юношей с детски-наивным выражением доверчивых карих глаз. У него была почти целиком забинтована левая рука, и из-за края повязки виднелся след от ожога, частично заходивший на шею.

– Здорово, Миша, присаживайся, – гостеприимно приветствовал Гуров.

Получасовая беседа с новым собеседником почти ничего не прибавила в копилку информации полковника. Крестов был скромным деревенским парнем, замкнутым и не очень общительным, и по вопросам, касающимся разных «секретных» тем, до него не доходили даже слухи.

Михаил более подробно рассказал об обстоятельствах гибели Игоря Щепкина, но практически ничего не смог поведать относительно нюансов проведенной недавно утилизации. Очевидно, подобные «интимные» темы товарищи с ним не обсуждали.

Закончив допрос, Гуров обнаружил, что уже седьмой час вечера, и подумал, что привычка укладываться в рамки рабочего дня у него уже в крови и проявляет себя везде, независимо от места действия и обстоятельств.

Он чувствовал голод и решил по возвращении в часть наведаться в рекомендованное Стрелковым кафе.

«Будет неплохо, если окажется, что там действительно прилично кормят, и еще лучше, если выяснится, что среди завсегдатаев тоже циркулируют какие-нибудь интересные слухи», – подумал Лев, спускаясь к машине.

Приехав в часть, он припарковался у гостиницы и пешком направился в кафе.

Названия заведение не имело, но это не мешало ему быть вполне приличным мини-рестораном, где днем можно было перекусить, а вечером посидеть за чашечкой кофе или бокалом вина и послушать приятную, ненавязчивую музыку.

Гуров попал в предвечернее время, когда обедающие посетители уже схлынули, а любители вечерних медитаций еще не собрались. Вместо музыки по полупустому залу разносился голос диктора, рассказывающего последние новости и комментирующего постоянно сменяющийся видеоряд на огромной, во всю стену, плазме.