Свободна от обязательств - Вера Колочкова

Впрочем, оно и так было понятно кто. И без кокетливых выяснений. Только все равно — странновато. Зачем это юноше Илье, успешному и приятному во всех отношениях, понадобилось тащить цветы ей, бальзаковской тетке? Как бы сказала Машка, «с чего это баня рухнула?» А впрочем… Кто его теперь поймет, нынешнего молодого мужика, успевшего подрасти на американских фильмах про свободную демократическую любовь? Говорят, у них даже модно сейчас романы с тетками заводить… Но маленькое расследование в отношении букета все равно стоило затеять. Для того хотя бы, чтоб спасибо сказать. За доставленную даме приятность.

От легкого стука в дверь Марина вздрогнула, торопливо засеменила по полу, пытаясь развернуться на стуле и доехать до своего законного места за столом. Едва успела. Дверь открылась, и юноша Илья смело ступил через порог, и взглянул так же смело, будто окатил с головы до ног плотной здоровой радостью, идущей из ярких девчачьих глаз в пушистых ресницах. Да еще солнце ему в глаза угодливо посветило. Красиво, черт! Что-то среднее между синим и зеленым в этих глазах вспыхнуло и заплясало мелким бесом, отталкиваясь от чистых и голубым светом сияющих, будто из дорогого фарфора вылепленных белков. Почему-то у молодых и здоровых всегда белки глаз нарядной чистотой сияют. Вот и у Машки, например, так же сияют. Глядеть бы и глядеть в эти глаза, не отрываясь.

— Заходите, заходите, юноша… — вкрадчивым и одновременно менторским тоном проговорила Марина, лениво махнув ладошкой. — Расскажите мне, что все это значит…

— Что значит? — аккуратно опустился на стул Илья, глянул на нее преувеличенно доверчиво.

— Вы тут придурковатое дитя передо мной не изображайте, юноша, — с трудом сдерживая рвущуюся с губ улыбку, продолжила Марина тем же тоном и, бережно зажав между пальцами тонкий стебель, повернула головку цветка в его сторону: — Вот это — видите? Что это значит, я вас спрашиваю?

— Да ничего особенного не значит… — снова улыбнулся он ей. — Подумаешь, цветы…

— Ага. Значит, ничего особенного. Что ж, так и запишем: «Ничего особенного».

— Нет, не в том смысле! То есть оно значит, конечно… Да ну, Марина Никитична, совсем вы меня запутали! В общем, это я вам принес. Пусть стоят, жалко вам, что ли?

— Нет, не жалко. И впрямь, пусть стоят.

— Ага. А завтра я еще принесу. Вы какие цветы больше любите? Розы? Хризантемы? Орхидеи? Дельфиниумы? Папоротники?

— Нет, я не понимаю, Илья… Вы что, любитель цветов, что ли? Но при чем тут я?

«Кокетничаешь, мать, кокетничаешь… — отчетливо пропел ей на ухо внутренний голос. — Ишь, забила копытом, как списанная с арены старая цирковая лошадь…»

— Как — при чем, Марина Никитична? Неужели не понимаете? — пожал плечами парень и снова растянул губы в улыбке: — Тогда я вам прямо скажу. Можно?

— Да. Уж будьте так любезны.

— Я за вами так ухаживаю, Марина Никитична… — подавшись вперед корпусом, нарочито-серьезно произнес парень, притушив смешинку в глазах. — По всем правилам этикета ухаживаю. А кроме цветов, я припас для вас коробку конфет к чаю, вымыл с утра шею и взял несколько уроков у бабушки, как правильно говорить комплименты…

— Ну? — откинулась на спинку стула Марина, усмехнувшись.

— Что — ну? — обалдело уставился он на нее.

— Давайте уж тогда, чешите свои комплименты! Не пропадать же зазря бабушкиным урокам!

— А… Ну да. Конечно. Только не всё же сразу! Я на подольше этот процесс растяну. Комплименты завтра будут.

— А сегодня что?

— А сегодня я хочу пригласить вас в кафе. На ужин.

— Ого! Как все серьезно.

— А то! Так я не понял, пойдете со мной ужинать?

— Нет. Не пойду.

— Почему?

— А зачем жизнью рисковать, Илья? Вы ж не хотите, чтобы меня ваша Альбина из ревности в сливном бачке утопила?

«Боже, что я несу?! — ужаснулась она своему вконец распоясавшемуся кокетству. — Взрослая тетка, сороковник на носу, а поставила себя в один ряд с девчонкой…»

— Нет. Конечно же, я этого не хочу, Марина Никитична, — вдруг совершенно серьезно произнес Илья, даже, как ей показалось, слегка обидевшись. — Я хочу, наверное, чтобы Валерий Ильич, мой непосредственный руководитель и по совместительству ваш поклонник, записал меня в свой черный список местных лузеров…

— А он что, и правда ваш руководитель?

— Ага. Он работу системных администраторов курирует.

— Ну, что я могу вам на это ответить… — притворно вздохнула она, разведя руками. — Плохи ваши дела, Илья…

— Так и я про то же. Поэтому поддержите меня морально.

— Это как?

— Пойдемте ужинать!

«А что, собственно, я теряю? — вдруг пронеслась в ее голове быстрая и грустная мысль. — Ничего и не теряю. Правда, и не нахожу ничего хорошего тоже, но это не страшно. По крайней мере, проведу вечер на людях, развеюсь…»

— Хорошо, Илья. Вечером будем ужинать. А сейчас идите, ладно? У меня работы невпроворот.

— Хорошо. Уже ушел. Я в конце дня зайду за вами. И не вздумайте сбежать, Марина Никитична. Вы к японской кухне как относитесь?

— Это суши-муши, рыба с рисом и зеленая горчица? Нормально отношусь. Можно и по-японски поужинать.

— Ну и отлично.

— Ну и пока. До вечера, Илья.

— А конфеты к чаю сейчас нести? Или попозже?

— Слушай, иди уже! — сердито проговорила она, сама не заметив, что неожиданно снова перешла на «ты». — Не надо мне никаких конфет! Я на диете!

— Ну и зря. У вас фигура и без диеты совершенно потрясающая.

— Это что, уже бабушкины комплименты начались?

— Ага. До завтра не дотерпел… — с улыбкой обернулся он к ней уже от двери и тут же исчез, выскользнул ловко в коридор, будто его и не было.

Она улыбнулась грустно, потом вздохнула, поглядела в окно, потянулась. Ничего, поживем еще. Потом посмотрела на свои руки, прищелкнула языком недовольно — надо будет в обеденный перерыв сбегать в ближайший салон, маникюр наладить.

Весь трудовой день таким образом пошел у нее насмарку. Умные мысли благополучно разлетались из головы, не успев трансформироваться в ровные строчки на мониторе, про совещание у директора забыла, с обеда вообще на сорок минут опоздала — маникюрша в салоне оказалась копушей, каких свет не видывал. Да и черт с ним, с трудовым днем. Все равно взгляд в деловых бумагах не задерживается, а так и норовит упереться в красно-белые махровые гвоздики, которым она определила место на подоконнике. Она даже большую хрустальную вазу у секретарши выпросила, чтоб их туда переселить. Говорят, гвоздики очень долго стоят и не вянут. Не то что розы. Олег всегда дарил ей розы. На день рождения и на Восьмое марта. Три дежурных цветочка в хрустком целлофане. И никогда не приглашал в кафе. Да она и не обижалась. Жили себе и жили…