Коктейль «Две семерки» (сборник) - Эдуард Тополь

(Ага, вот вам вторая встреча Казарского с «Меркурием», будущей легендой не только русского, но и мирового флота!)

А «Меркурий» к этому времени был уже весьма известен. За подвиги во время морских сражений его капитан Семен Михайлович Стройников получил орден Святого Георгия IV степени, равный по нашим временам званию Героя Советского Союза, и назначение капитаном новенького фрегата «Рафаил».

Передавая «Меркурий» Казарскому, Стройников по-отечески поинтересовался:

– Мой юный друг, а вы женаты?

– Нет… – нахмурился Казарский.

– Да ты не хмурься, у меня дочек нет, у меня два сына. А спросил я к тому, что скоро пойдем в Грецию, там такие гречанки! Огонь…

Но Казарский, вспомнив Елену, нахмурился еще больше. А Стройников, отплывая на шлюпке от «Меркурия», вдруг с изумлением обратил внимание на то, как его сменщик похож на росту в виде бога Меркурия на носу брига.

«К концу апреля 1829 года, – сказано в исторических справках, – Порта успела довести свои силы на европейском театре войны до ста пятидесяти тысяч. Этим силам русские могли противопоставить не более ста тысяч. Только русский черноморский флот (около шестидесяти судов разного ранга) имел решительное превосходство над турецким… Что касается османского флота, то он в начале мая вышел из Босфора, однако держался ближе к своим берегам; при этом два русских военных судна были нечаянно им окружены; из них одно (тридцатишестипушечный фрегат «Рафаил») сдалось…»

Тут я должен остановиться: сдавшимся «Рафаилом» командовал тот самый Стройников, у которого Казарский недавно принял «Меркурий». Но как мог прославленный капитан второго ранга, кавалер ордена Святого Георгия и других наград так позорно сдать туркам новенький фрегат? Из Википедии: «11 мая “Рафаил” встретился с турецкой эскадрой, вышедшей из пролива Босфор, состоявшей из пятнадцати судов: шести линейных кораблей, двух фрегатов, пяти корветов и двух бригов. “Рафаил” попытался скрыться от превосходящего противника, однако в виду маловетрия это ему не удалось, и он оказался окружен. На совете офицеры решили драться “до последней капли крови”, как того требовал Морской устав 1720 года, но когда начались разговоры с матросами, офицер, ведший переговоры, доложил, что команда не хочет погибать и просит сдать судно. В итоге капитан 2-го ранга Стройников приказал спустить флаг»…

А буквально через день там же, вблизи Босфорского пролива, дозорный бриг «Меркурий» под командованием Казарского натыкается на турецкую шхуну, везущую на продажу в турецкий Зонгулдак похищенных гречанок и несколько пленных русских моряков. Абордаж, захват шхуны. И – наконец – долгожданная встреча моих влюбленных киногероев: среди спасенных гречанок Казарский обнаружил Елену! Турецкую команду запирают в трюме шхуны, освобожденные из плена моряки уводят шхуну с гречанками в Севастополь, но Елена уже ни в какую не соглашается расстаться с Казарским и остается на «Меркурии».

Однако медовый месяц моих киногероев длился лишь сутки. «14 мая 1829 года бриги “Меркурий” и “Орфей” и фрегат “Штандарт” находились в дозоре у Босфорского пролива. На подходе к проливу русские корабли обнаружили выходящую турецкую эскадру в 18 вымпелов. Капитан “Штандарта”, командовавший русским отрядом, приказал всем кораблям уходить к Севастополю, чтобы сообщить русскому командованию о появлении в море главных сил противника».

Дальше я мог бы цитировать бесконечное количество документов, но ограничусь несколькими. В тот день был полный штиль. Тем не менее, быстроходные «Штандарт» и «Орфей» смогли оторваться от турецкого флота, но грузный, из крымского дуба, «Меркурий» бессильно дрейфовал. «Турецкая эскадра начала догонять русский корабль. Вперед вырвались два линкора – стодесятипушечный “Селиме” под флагом капудан-паши (командующего флотом) и семидесятичетырехпушечный “Реал-бей” под флагом младшего флагмана. Стало ясно, что через несколько часов они приблизятся к “Меркурию” на расстояние пушечного выстрела…»

Теперь я прерываю цитату и прошу вас вспомнить (а еще лучше найти в Интернете) знаменитую картину Айвазовского «Бриг “Меркурий”, атакованный двумя турецкими кораблями».

Посмотрите на эту картину, я мечтаю снять по ней этот невероятный бой, вошедший в анналы истории морских сражений, как единственный и неповторимый «потомству в пример». Из десятков художественных, антихудожественных и документальных описаний этого боя я позволил себе сделать небольшой текстовой коллаж – надеюсь, авторы использованных текстов не будут ко мне в претензии.

«Следуя приказам адмирала, остальная турецкая эскадра замедлила ход и легла в дрейф, предвкушая скорую победу над русским бригом. Турецкие моряки и помыслить не могли, что бой при столь неравном соотношении сил может завершиться чем-либо, кроме безоговорочной победы турецкого оружия… В три часа дня “Селиме” с “Реал-беем” открыли огонь по “Меркурию”. Не успел еще рассеяться дым от первых выстрелов турецких кораблей, как в кают-компании “Меркурия” собрался офицерский совет. На нем единодушно решили драться до последней капли крови, а если поражение станет неминуемым, то сцепиться с каким-нибудь вражеским кораблем и взорвать “Меркурий”. Закончив офицерский совет, командир брига обратился к матросам и канонирам с призывом не посрамить чести Андреевского флага. Команда ответила дружным “ура”…

“Меркурий” стал готовиться к бою. Моряки встали к брасам, у люка пороховой крюйт-камеры положили заряженный пистолет, дабы при худшем исходе взорвать себя. Две трехфунтовые пушки были перетащены на корму, у флаг-фала встал матрос с приказом Казарского стрелять в любого, кто попытается спустить флаг корабля… Настоящее сражение началось около четырех часов дня. Александр Иванович прокричал: “С богом!” – и дал отмашку рукой. Две пушки на корме рявкнули, и навстречу туркам устремились русские ядра. “Селиме” развернулся к бригу левым бортом и дал бортовой залп, твердо уверенный, что на этом бой и закончится. Но вышло иначе. За несколько минут до разворота турецкого корабля Казарский скомандовал: “Поворот” и все турецкие ядра просвистели мимо…»

…Далее в течение получаса «Меркурий», искусно маневрируя, иногда помогая себе веслами, вел бой с вражескими кораблями. Но и капудан тоже кое-что смыслил в тактике морского боя…

«Турецкие корабли стремились занять такие позиции по левому и правому бортам от русского брига, чтобы обрушить на него мощь своих орудий. Но “Меркурий” неизменно занимал такое положение, что корабли противника могли вести огонь только из носовых орудий. Наконец, с превеликими трудностями, турки заняли желаемые позиции. “Меркурий” попал под перекрестный огонь пятидесяти пяти пушек правого борта “Селиме” и тридцати семи пушек левого борта корабля “Реал-бей”. Казалось, что все кончено, но случилось невероятное. Казарский, воспользовавшись дымовой завесой, возникшей от одновременной стрельбы многих десятков пушек, прошел под форштевнем “Селиме” и вырвался из клещей, причем этот маневр был осуществлен настолько незаметно, что еще некоторое время турки, думая, что “Меркурий” по-прежнему находится под их перекрестным огнем, продолжали обстреливать друг друга. В какой-то момент боя неприятельское ядро сбило флаг “Меркурия”. Турки прекратили огонь, думая, что русский корабль запросил пощады. Но через считанные минуты флаг снова развевался над кораблем, и битва вспыхнула с новой силой… Командир турецкого линкора поливает “Меркурий” продольными залпами. Турецкие ядра вихрем проносятся над палубой от носа до кормы, сшибая людей, в щепки разбивая палубные надстройки и сбивая с лафетов пушки. Русский бриг мужественно отстреливается, но силы его тают… И тут лучший канонир брига Лисенко поразил грот-мачту “Селиме”. Турецкий корабль лег в дрейф и прекратил бой. Сразу стало легче: оставался только один корабль, который упорно продолжал преследование. Занятый выполнением очередного маневра корабля, Казарский не заметил, что в него из ружья целится один из турецких моряков. И тогда матрос Щербаков грудью заслонил командира и получил смертельную рану».