Личная жизнь адвоката - Наталья Борохова

– Ваша благотворительность не знает границ, – вмешалась в разговор Ольга Сергеевна, крайне недовольная развязкой долгой истории. – Вот только позвольте мне поинтересоваться, с кем завтра останутся дети?

Вопрос повис в воздухе. Троица молчала. Голос из коляски подала неугомонная Маша, видно, также заинтригованная тем, кто завтра будет выдавать им молоко строго по расписанию.

– Надеюсь, мама, ты не ожидаешь, что я специально для этого случая завтра возьму выходной? – язвительно произнес Мерцалов. – По-моему, тут все абсолютно ясно. Ты посидишь с детьми, пока Елизавета с няней будут у следователя. Я не думаю, что им потребуется много времени.

– Но… – от столь неожиданного поворота мать внезапно потеряла дар речи. Ей предлагали остаться с детьми, в то время как Елизавета и нянька, две кумушки, обязанные находиться дома, отправятся решать какие-то свои дела. То, что это блажь скучающей от безделья невестки, у нее не вызывало никаких сомнений. Жаль, что сын пошел у них на поводу. – Но если я буду заниматься детьми, кто позаботится об ужине? Решит массу других проблем?

– Пусть тебя это не волнует, мама. Нам вполне хватит пельменей из морозилки. Тем более Лиза в свое время меня на них подсадила, – отвечал Андрей, имея в виду то время, когда они с женой, еще не обремененные заботой о потомстве, вели холостяцкую жизнь. Оба возвращались поздно и не устраивали церемоний из совместного приема пищи, довольствуясь тем, что было в холодильнике. Это сейчас, в тиши и уюте загородного дома, под неусыпной заботой маменьки, Андрей стал привередлив в еде. Каждый вечер, садясь за уставленный кушаньями стол, он не считал подобное положение вещей расточительством.

Слова Андрея всколыхнули приятные воспоминания в душе Елизаветы. Она невольно заулыбалась, уносясь мыслями в такое недавнее и вместе с тем далекое прошлое. Недовольной осталась только Ольга Сергеевна.

– Если вы согласны жевать на ужин картон, не мне вас отговаривать, – сухо сказала она, поднимаясь из-за стола, прямая и величественная, как королева. – На один день я смогу приковать себя к детским кроваткам, но не рассчитывайте, что это войдет у вас в систему. Детям нужна мать, – она выразительно посмотрела на Дубровскую, – и, возможно, няня. Если, конечно, она еще способна выполнять возложенные на нее обязанности.

Она вышла из столовой, даже не спросив, будет ли кто-нибудь пробовать абрикосовый пирог…

На следующий день, покормив малышей, Елизавета начала собираться к следователю. Свекровь, немного поворчав для порядка, уселась с дамским романом в детской. Она надеялась, что внуки, отяжелевшие после сытной трапезы, проспят несколько часов.

Однако Дубровская, дав клятвенные заверения в том, что вернется немедленно после визита к следователю, столкнулась вдруг с неожиданными препятствиями. Дело в том, что все ее бывшие деловые костюмы оказались ей малы. Юбки отказывались застегиваться на талии, а пиджаки трещали под натиском налитой молоком груди. Лиза была в отчаянии. Не идти же ей в следственный комитет в том самом затрапезном платье, в котором она изо дня в день кормила малышей? Только тут она осознала, что милая свекровь оказалась права, внушая ей, что настоящая женщина, впрочем, как и ее гардероб, должна быть готова к любым обстоятельствам. Позаимствовать одежду Ольги Сергеевны Лиза не решилась, чтобы не навлечь на свою голову целый поток нравоучений и насмешек. В общем, облачившись в брюки, которые она называла не иначе, как «беременные», и блузку веселой расцветки, приобретенную в магазине для будущих мам, Елизавета тихонько выскользнула из дома.

Стоял чудный летний день, и в другое время Лиза только бы радовалась хорошей погоде, но сегодня она чувствовала себя так, словно ее подгоняют демоны. Во-первых, ныло сердце и не давали покоя угрызения совести. Это было ей внове, ведь до этого она ни разу не оставляла детей одних на попечении бабушки или няни. Во-вторых, она ощущала беспокойство, как человек, долгое время находившийся в изоляции. Не выглядит ли она смешно или несерьезно? Может ли она называть себя адвокатом, когда у нее в голове только расписание кормлений малышей и наставления педиатра?

В общем, раздираемая противоречиями, она ступила на порог кабинета следователя. За спиной у нее маячила внушительная фигура няни Лиды.

Елизавета вручила сыщику ордер и показала адвокатское удостоверение, после чего официальная часть представлений была завершена. Он осмотрел ее с профессиональной тщательностью с головы до пят, и на лице у него появилось странное выражение. Быть может, он сомневался, что молодая женщина в неприлично цветастой кофточке является адвокатом? Во всяком случае, Елизавета приняла его колебания на свой счет и покраснела.

– Вы пришли вовремя, – сказал он наконец, показывая, что принимает адвоката даже в таком виде. – Сегодня собирался предъявить обвинение вашей клиентке. Потом я ее допрошу.

Дубровская почувствовала укол беспокойства. Так, ничего особенного, но по опыту она знала, что подобные следственные действия занимают не час и не два, а несколько часов. Но что она могла сделать, когда уже отдала ордер следователю?

– У меня будет возможность встретиться с Евой? – спросила она.

– Разумеется, вы же знаете закон. Сейчас ее приведут. Но матери придется остаться в коридоре. Я не даю пока свиданий с родственниками.

– Но как же ей не увидеться с матерью? – ошеломленно произнесла Лида, глазами ища поддержки то у следователя, то у адвоката.

Дубровская только пожала плечами, понимая, что бессильна пока что-то предпринимать.

– Если ваша дочь будет вести себя разумно, я обещаю дать ей свидание, – объяснил женщине следователь. – Сразу же после допроса. Хотите?

– Конечно, хочу, – обрадовалась Лида, но Дубровская только покачала головой.

– Свидание в обмен на признание вины, – пояснила она клиентке. – Ева должна будет признать себя виновной. Нет, нам это не подходит.

Следователь воззрился на нее с явным неудовольствием. Похоже, он слегка недооценил эту странную девицу в деревенском прикиде. Допрос еще не начался, а она уже показывала зубки.

– Ваша воля, адвокат, – сказал он со значением. – Но на вашем месте я не стал бы упираться. Девчонку видели очевидцы. Вам стоило бы рассмотреть версию чистосердечного признания. Во всяком случае, это единственный шанс рассчитывать на снисхождение.

– Мы учтем… вашу заботу, – сказала Лиза, но в ее тоне было больше насмешки, чем благодарности. Это также не понравилось следователю. Он еще долго тестировал ее своим немигающим взглядом, но потом решил оставить в покое. Еще Ленин называл адвокатов «паскудной сволочью», а к словам классика следовало прислушаться.

После недолгих препирательств Лиду выставили в коридор, а спустя десять минут в кабинет завели Еву. Она была в той же джинсовой юбке, что и в день своего ареста, вот только выглядела неухоженной и злой. Рыжие волосы висели сосульками. Зеленые глаза сверкали, как у голодной кошки. Она взглянула на следователя, затем на Лизу. На лице Евы мелькнула тень недоумения, но Дубровская могла поклясться, что та ее не узнала.