Анастасия, ты прекрасна! - Владимир Атомный

не в наряд горничной, — улыбнулся я и двинулся к двери.

— У меня нет такого.

— Жаль, жаль…

В закрытую дверь стукнулись какие-то слова, но я уже не слушал. Вскоре мы вдвоём направились к зданию столовой, только к другому входу.

— Анна Михайловна! — позвал я, оглядывая активную зону кухонного реактора. У Бурёны всё всегда работает на отлично. Поймал взглядом Валеру: — Валёк, а где шахиня?

— Ща придёт, — отозвался он и скорее вернул глаза к сковороде, где в безумном плеске скворчат котлеты. Ожидаемо не удержался и всё же скосил пару раз глаза в сторону Насти.

— Пошли, пока присядем, — поманил я её к скамье.

Расположились справа от входа. Кухня перед глазами, вершиться древнейшее действо. Как всегда всё второпях, но уже по налаженному плану. Ловко и верно.

— А что, мне придётся готовить? — кисло вопрошает мой нежданный соблазн. Сидит рядом, почти вплотную, отчего ощущаю её тепло.

— Вряд ли. Просто помощь, но не изготовление блюд. Бур… то есть Анна Михайловна строго следит за качеством еды. Вот поработать с тряпочкой и средством наверняка придётся.

— Бли-и-ин… капец! Приехать в лагерь, чтобы работать поломойкой или посудомойкой.

Я покосился на неё.

— Дома кто эту работу делает?

— Ну, мы нанимаем.

— А в ресторанах часто бываете?

— Конечно! — посмотрела она. — Минимум раз в неделю, но бывает и каждый день.

— Столовая — это своего рода ресторан. Кухни похожи. И чтобы вы могли безопасно покушать, требования к порядку и дезинфекции на кухнях очень строгие. Продукты, еда и её остатки — это излюбленное место для всяких насекомых и животных. А они разносят заразу.

— Фу! — сморщилась она.

— Вот-вот, потому, если ты поможешь обеспечить тут должный порядок, завтра со спокойной душой сядешь завтракать.

Настя немного озадачилась, отвлекаясь от созерцания кухонного действа.

— Вообще тут интересно. И пахнет хорошо.

Я сглотнул очередную порцию слюны. Нос действительно просто таранят запахи.

— Вот видишь.

— Но ведь они и сами справляются.

— Работы всегда много, не переживай…

Мою философскую речь едва не оборвала возникшая колобком повариха:

— А шо это мы тут робим, господа молодые люди?!

— Привёл вам помощницу, Ан Михална.

Она быстро стрельнула в меня взглядом, правильно поняв подтекст и говорит:

— С такими красотульками и работать в радость. Худышка такая, ты вообще кушаешь? Может голодная?

Настя было кивнула, потом головой замотала.

— Ну-ну! Во-о-он туда сейчас иди, я тебе соберу покушать. С Сашенькой только перемолвлюсь парой словечек.

Настя, после нескольких шагов робко оглянулась, я показал сжатый кулак в поддержку и она пошла в другой конец кухни.

— Чего случилося? — дернула головой Бурёна.

— Девчонки опять не могут выяснить, кто краше, — отмахнулся я. — Наряд получила штрафной. Но лучше если просто тут посидит, чем прям работать.

— Ну, если ты просишь… — многозначительно посмотрела женщина.

— Я вас очень прошу, Анна Михайловна.

Она не очень красиво улыбнулась и молвит:

— Сладкий мой, как скандинавский леденец, — тут мимика мгновенно приняла обычно хмуро-вредный вид и Бурёна продолжает: — Беги давай и не волнуйся. Послежу за козочкой.

Я помахал рукой Насте и спешно покинул кухню.

Пока школьники подтягивают предметы и опережают программу на занятиях, решил всё же пообедать. В столовой один, лишь приглушённые звуки с кухни доносятся. Поглядываю в окна, пока жую.

Вдруг, мимо протелепалась Мышь. Вообще — это у неё бег такой, но лишь в сравнение с её же шагом.

Заглянула в кухню, остановилась, словно забыв зачем она тут. Шагнула назад. Тут рука взлетела к голове, в ясном жесте, что Мышь что-то вспомнила и уже после она оглядела столовую.

— Саша! — донеслось слабое её. — Саша!

— Да иди уже сюда, Мыша!

Она поспешила приблизиться и вновь:

— Там у нас ЧП — чайник загорелся, мы чуть не задохнулись и потом забрызгали всё огнетушителем. Ещё свет отключился, — скуксилась она, готовая начать выдавливать редкие, но большие слезинки.

— Сейчас уже не горит? — решил всё же уточнить я, остановив ложку с картофельным пюре на полпути.

— Нет, — мявкнула она.

— Ученики где?

— На улицу вышли.

— И света, да, нету?

— Нету, — едва не плача, отозвалась она.

— Ну, тогда можно не спешить, — заключил я и сунул в рот ложку. Стул отчаянно проскрипел по кафелю, стоило подняться. Я приобнял Мышь и усадил рядом. Хорошо с ней — порой можно совсем не двусмысленно полапать, а она и не заметит, но сейчас я просто погладил по голове. — Всё будет хорошо. Ничего уже не произойдёт. Сейчас доем и пойдём.

— Правда? — заискрились её глаза надеждой.

— Иди ко мне, — притянул я её. Мышь с готовность прильнула всеми мягкими выпуклостями. Тут же расплакалась и не слушающимся языком стала рассказывать, как испугалась.

— Ну на, покушай, — к самому рту подвёл я ложку с пюре и кусочком котлеты.

— Шпашибо… ой! — вдруг озадачилась она, прожёвывая. — Я же ела уже и даже зубы почистила.

— Тогда пошли вместе ещё почистим, — улыбнулся я.

Она помогла донести посуду и мы дружно пошли в просторную уборную при столовой. Тут всегда есть одноразовые и щётки, и пасты, и мыло. Впрочем, как и весь прочий инвентарь.

Стоило напару поправить пи-аш во рту, как она озаботилась:

— И не знаю, как тебя благодарить. Я так испугалась.

— Ещё ничего не сделал, — покосился я, убирая на самую верхнюю полку обе щётки — выкидывать жалко. — Да и работа у меня такая.

— Нет, Саш, ты такой молодец, я просто слов… это… забыла в общем слова, — с большими коровьими глазами сообщила она.

С полуулыбкой, я приблизился к ней и посмотрел в лицо. Есть сексуальность внутренняя, когда человек заводит просто тем, как ходит, говорит, смотрит. А есть внешняя. Ровно такая, как у Мыши, только не модная, а, я бы сказал, сдобная. Когда большие тёплые губы, пышная грудь, талия… далее крупные бёдра. Бывают девушки и женщины просто полные, без приставки «сексуальные», а есть именно сладкие, вкусные. Она такая.

При полном отсутствии внутренней составляющей. И вообще — Мышь долбанутая девушка. Вот сейчас стою почти впритирку, она ниже, голову подняла и с ожиданием смотрит. Ни единой мысли сомнения или ещё какой мимической морщинки, что мужчина нарушил личное пространство. Она легко прижмётся, заснёт, поест с твоей тарелки, попьёт из стакана, заберётся под одно одеяло — теплее же! А как быть мне, если эта форменная дурында пробуждает желание?

— И чего теперь мне сделать?

— Ты скажи, чего хочешь, — тут же отозвалась она, озарившись от собственных слов.

— Честно?

— Проси чего хочешь! — пылко заверила она.

— Можно твою грудь потрогаю?

Она несколько раз моргнула, потом губы дёрнулись, замерли ненадолго и, наконец, растянулись в улыбку: