Странные дела в отеле «Зимний дом» - Бен Гутерсон

После короткого завтрака в Зимнем Зале Элизабет прошла в галерею – комнату, на стенах которой красовались портреты членов семейства Фоллс. Несколько минут она стояла перед портретом своей мамы – Уиннифред была изображена на природе в ясный летний день, ей было тринадцать, на год больше, чем сейчас Элизабет. За её спиной поднимались горы цвета индиго. На девочке было голубое платье и багряный шарф. Её спокойная улыбка не переставала ободрять Элизабет – в прошлом году она приходила на это место раз пятьдесят и подолгу стояла, глядя на эту картину. Особенно много времени она стала проводить здесь, когда узнала, что девочка с картины выросла и стала её мамой.

Элизабет вспомнила о газетной статье, которую показал ей Норбридж.

«Что же там произошло на самом деле?» – постоянно спрашивала она себя.

Элизабет пошла дальше. В конце зала висели детские портреты Норбриджа и Грацеллы. Картина представляла собой парный портрет, как рисуют близнецов. Каждый ребёнок был изображён на фоне озера Луны. Элизабет подумала, что уже тогда, в юном возрасте, у Норбриджа были добрые глаза. Ещё она отметила блуждающий взгляд Грацеллы, словно та мысленно строит какие-то жестокие планы.

Элизабет подошла к картине на несколько шагов – и остановилась. Она поняла, что не хочет смотреть на портрет Грацеллы, женщины, которая стала источником стольких несчастий. Однако она очень хотела посмотреть на Норбриджа, поэтому прошла вперёд ещё и встала перед портретом своего дедушки. Прошла минута, потом другая. Девочка пыталась сосредоточиться на тех чертах Норбриджа, которые художник сумел ухватить и которые сохранились, даже когда её дед состарился. Затем её взгляд всё-таки скользнул на портрет Грацеллы, и Элизабет удивилась, обнаружив, что та и вполовину не выглядит такой зловещей, какой девочка её помнила. На мгновение этот портрет заинтересовал её больше, чем портрет дедушки. И она снова спросила себя, в тысячный раз, почему в прошлом году Грацелле удавалось так искушать её?

Девочка огляделась. Она посмотрела на все четыре стены, завешанные портретами, с которых на неё глядели предки, и ей пришла в голову мысль о том, что когда-нибудь в этой самой комнате будет висеть и её портрет. Мысль оказалась ошеломляющей: её изображение будет создано художником, оформлено в раму и размещено в этой галерее, а будущие посетители станут рассматривать её портрет и думать, кто она такая и кем стала. И вдруг Элизабет ощутила то же самое, что и в Хевенворте, когда Норбридж показал ей новую школу: «Что, если я не впишусь?». Одно дело было приехать в «Зимний дом» и даже узнать о своих связях с ним, и совсем другое – поселиться в «Зимнем доме» по-настоящему и стать его частью. Сможет ли она подстроиться под жизнь в отеле и превратиться в настоящего члена семьи Фоллсов после стольких лет жизни в Дрире?

Девочка ещё раз взглянула на портрет Норбриджа и направилась в библиотеку повидать Леону Спринджер.

Библиотека «Зимнего дома» была намного больше, чем любая из тех, что Элизабет видела или могла себе представить – три этажа высотой, с огромным количеством комнат, книжных шкафов и десятками тысяч книг. Элизабет могла бы читать их всю жизнь и всё равно ознакомиться лишь с небольшой частью, поэтому она потеряла дар речи, впервые попав туда. После долгих часов, проведённых в библиотеке, Элизабет продолжала восхищаться её масштабами, красотой стен, отделанных тёмными панелями, её изящным атриумом[9] в центральной части, где через высокий стеклянный потолок в библиотеку проникал дневной свет. В библиотеке царил дух старины – и Элизабет это нравилось.

– Лето здесь! – прозвучал высокий резкий голос из комнаты за стойкой библиотекаря. – Лето здесь!

– Миль! – воскликнула Элизабет, направляясь в ту сторону, откуда донёсся голос.

Там, за столиком, заваленным книгами, сидела Леона Спринджер, а на плече у неё устроился зелёный попугай по имени Миль, который пророкотал:

– Лето здесь! Лето здесь!

Леона, которая просматривала пачку документов, подняла голову.

– Всё время говорю ему, что надо так: «Здесь зима! Здесь зима!»

Она подняла руку и оттопырила один палец. Птица перепрыгнула на него, так что теперь Леона могла поднести попугая к Элизабет.

– Помнишь, как ты в первый раз услышала его и подумала, что он произносит твоё имя? – сказала Леона и сняла очки, которые повисли на тонкой цепочке у неё на шее.

– Конечно, помню! – улыбнулась Элизабет и ласково провела пальцем по головке птицы. – Как здорово снова его увидеть! И библиотеку! И, конечно, тебя, Леона!

– Прекрасно, что ты вернулась! – тепло произнесла Леона. Она была невысокого роста – уже в прошлом году Элизабет её почти переросла, а теперь стала ещё выше. – Я с ума схожу от радости, должна признаться тебе.

– Я тоже.

Миль расправил крылья и перелетел на насест в углу.

– Пора чай пить! – провозгласил он. – Пора чай пить!

Элизабет и Леона засмеялись. Библиотекарь поставила чайник, и обе уселись поговорить. Более получаса девочка подробно описывала, как провела год, и расспрашивала Леону о «Зимнем доме», о Норбридже и о том, что произошло в отеле. Они даже прошлись по лучшим книгам прошлого года, и Элизабет с удивлением и радостью узнала, что Леона читала «Название книги – Секрет», одну из её любимых.

– Леона, – наконец заговорила Элизабет, – вчера за ужином люди говорили о секретных туннелях в «Зимнем доме». Они говорили, что есть двери, которые ведут в потайные проходы внутри стен. Это правда?

Леона засмеялась – не от недоброжелательности, а от неожиданности.

– Кто тебе это рассказал?

– Миссис Веллингтон.

– Очень милая дама, которая так много знает об этом отеле. Но, должно быть, она раздула из мухи слона.

– Ну, не то чтобы она сказала, что там на самом деле есть туннели. Она скорее утверждала, что это какая-то легенда.

– Правда в том, что когда-то такой проход был, он связывал комнату Нестора и Кухню Сладостей. Говорят, Нестор хотел иметь возможность в любое время взять себе конфетку. Но много лет назад этот проход заблокировали со стороны кухни, и дверь запечатали. Ещё у Нестора был ход в библиотеку. Но когда отель перестраивали, тот коридор сломали.

Леона сдержанно улыбнулась в знак того, что теперь тема исчерпана, и спросила: