Перешагнув пропасть - Хелен Брукс

— Ты считаешь, это платье подойдет? — спросила Сэнди у сестры, снова повернувшись к зеркалу, чтобы бросить на себя последний взгляд. Платье из натурального шелка цвета красного вина было прямым, простого покроя, без рукавов. Платье отлично на ней сидело, и Сэнди порадовалась тому, что купила его незадолго до отъезда в Англию, а потом, в последнюю минуту, бросила в чемодан. Ей было не до платьев после отчаянного звонка Энн, которая в истерике умоляла ее приехать. И вот — как оно пригодилось!

Сэнди собрала белокурые волосы в узел, подняла их на самую макушку и закрепила там, позволив нескольким волнистым прядям свободно упасть на шею и тем самым смягчить строгость прически. Потом слегка тронула веки голубовато-сиреневыми тенями — они подчеркнули необычный цвет ее глаз и выделили их на фоне золотистой кожи. Туалет дополнили крошечные серьги-камешки в ушах и туфли на высоком каблуке, идеально подобранные в тон платью. Теперь, посмотрев в зеркало, Сэнди увидела молодую женщину с выразительными глазами, невозмутимую и светскую. Результат вполне ее удовлетворил.

Вот такой я и буду весь вечер, решила она. Строгой, независимой, а главное — равнодушной к нему. Равнодушной.

— Вперед, Сэнди, и задай им перцу! — сказала Энн, улыбаясь. Давно уже она не видела, как сестра собирается на свидание. Пожалуй, более трех лет…

— Не знаю, удастся ли мне задать им перцу. — Сэнди быстро обняла сестру, потом выпрямилась и расправила плечи, словно готовясь к битве… А ведь к битве я как раз и готовлюсь, подумала Сэнди, слегка нервничая. Попаду в ситуацию, которая мне заранее противна. И мышцы у меня напряглись, и сердце колотится: видимо, адреналин поступает в кровь. Что касается радостного предвкушения — его нет и в помине. Нет. Причина? Жак Шалье мне не нравится, ну совершенно… Развратник — вот кто он такой.

Сэнди спускалась по лестнице, а вышеупомянутый Жак не сводил с нее глаз. Чувствуя его взгляд, она с трудом переставляла ноги со ступеньки на ступеньку. Намеренно глядя перед собой, Сэнди встретилась глазами с Жаком лишь тогда, когда дошла до конца винтовой лестницы и оказалась прямо перед ним. Лицо ее осталось бесстрастным, только глаза расширились от неожиданности.

Он был великолепен! Губы Сэнди пересохли от волнения, ей хотелось их облизнуть. Сэнди стояла неподвижно, а Жак сделал шаг навстречу. Никогда еще она не видела мужчину, на котором смокинг сидел бы так безупречно. Волнистые волосы Жак пригладил, отчего прическа казалась слегка старомодной по сравнению с его обычной. А лицо, смуглое на фоне белоснежной рубашки, можно было принять за отлитое в бронзе. Глаза… вот глаза остались теми же. Заглянув в них, Сэнди сразу узнала обычное ехидство, готовность поддеть и повеселиться, а главное — умение читать ее мысли.

— Вы очень хороши, Сэнди.

Этот голос, слегка чувственный, подействовал обжигающе на ее натянутые нервы. Она поняла, что заморгала, как испуганный кролик, потом выдавила из себя улыбку, а мысленным взором она видела перед собой другого Жака: почти совсем голое тело, со стекающими с него каплями воды. Прекрати это, прекрати, приказала она себе. Единственный способ достойно провести вечер — быть не хуже Шалье.

— Спасибо. — Сэнди взглянула на свои золотые часики, все еще пряча от него глаза. — Вы тоже выглядите довольно мило.

— «Довольно мило»? — Его тон показался ей насмешливым, а глаза, как она и ожидала, засветились веселым ехидством. — Выражение английское, если я не ошибаюсь? «Довольно мило». Гм.

— Что делать, я ведь англичанка. — Сэнди обиделась, когда он в ответ тихо засмеялся, а глаза его задержались на ее груди под прозрачной тканью платья.

— Но вы не такая отстраненная и холодная, какой пытаетесь выглядеть. Я видел вас наедине с вашей сестрой и с детьми у пруда. Даже молодая тигрица не могла бы защитить своих детенышей лучше вас. В те минуты вы не были ни холодной англичанкой, ни светской дамой.

— Дети есть дети. — Ей хотелось произнести это легко и чуть насмешливо, но голос едва слушался ее. Такая досада.

— А что их отличает от взрослых, как вы думаете? — спросил Жак. Ехидство погасло в его глазах, он очень серьезно смотрел на Сэнди, у которой лицо вспыхнуло от смущения. — То, что они малы и беспомощны? Что ради них не нужно надевать на себя броню?

— Не валяйте дурака.

Его лицо стало жестким, в черных, как ночь, глазах вспыхнула злость.

— Я никогда не валяю дурака. — Это было сказано так безапелляционно, так по-мужски твердо, что в другом случае она бы рассмеялась. Но не сейчас, не с этим человеком. — Вы прячетесь от жизни. Это знаю не только я, но и вы сами. Вы все время стараетесь казаться недоступной.

— Вы потому и пригласили меня на вечеринку? — вспыхнула Сэнди: в ее голосе была горечь. — Чтобы меня разоблачить?

— Вы правы отчасти, — ответил он с холодной улыбкой. — Но только отчасти. Хочу признаться вам, мисс Гоздон, что вы меня заинтриговали. Не могу понять, как такая необычная женщина уцелела в этом мире, до отказа забитом мужчинами. Почему не нашлось храбреца, не побоявшегося приручить ее, надеть колечко на безымянный палец?

— Такой храбрец нашелся. — Ее голос стал невыразительным, зато в голубых с сиреневым отливом глазах вспыхнула немыслимая боль, так что Жак не решился ее перебить. — Но этот храбрец уже мертв… Мы едем или нет? — Не дожидаясь ответа, Сэнди направилась к двери.

Не меньше десяти секунд понадобилось Жаку Шалье на то, чтобы прийти в себя; он двинулся по инерции вперед, а ум его был занят все той же мыслью.

— Сэнди, — он поймал ее руку, пока они шли по подъездной аллее к серебристому «феррари», стоявшему невдалеке, — пожалуйста, взгляните на меня.

Она повернулась к нему — у него в глазах была мольба. Сэнди смотрела в его красивое, смуглое лицо, а ее собственное, с плотно сжатыми губами, не выражало ничего.

— Я не мог этого знать, вы мне верите?

— Теперь это уже не важно. — Она шевельнулась, пытаясь высвободить руку. — Этим событиям уже три года, они принадлежат истории.

Истории?.. Жака Шалье захлестнули неведомые чувства: безумное любопытство, сожаление, жгучий гнев и еще сотня других. Похоже, она была замужем. Неужели? И все еще любит мужа, уже покойного, — об этом говорит ее лицо. Но почему меня это так волнует? — удивился Жак. Было, однако, ясно, что обнаруженное ему не по нутру.

— Простите, я не хотел причинить вам боль, — сказал Жак, склонив голову. — Сэнди, вы принимаете мои извинения?

— Принимаю. — Она ответила автоматически и лишь потом подняла на него глаза.

Эта совершенно неподвижная фигура, это смятение на его лице заставили ее моментально позабыть про боль, вызванную его прежними словами. Если бы Сэнди знала его чуть хуже, ей могло бы показаться, что в его облике открылась даже какая-то беззащитность, но это ей явно показалось.

— Да, разумеется, принимаю, — повторила Сэнди мягче, чем раньше, потому что сердце ее забилось ровнее. — Забудем это, договорились?