Время «Ч» - Инна Тронина

Они выбрались из ивовых зарослей и по скользкой тропинке направились к чернеющим за ломаными заборами избам. Минц старался излагать лишь самую суть, убеждая Андрея, а заодно и себя самого в том, что провал агента случился не по вине последнего. Вмешался безжалостный рок, и теперь во вражеском лагере царит ликование. Бандиты потеряли бдительность, и поэтому сейчас особо уязвимы. Действительно, милицейских агентов там больше нет, всё глухо. Но ведь в распоряжении Андрея имеется масса верных осведомителей. И вдруг кто-нибудь из них имеет возможность подобраться к Тер-Микаэльянцу и его людям.

Две бабуси с любопытством, приставив по деревенской привычке, ладони к глазам, наблюдали за знакомым каскадёром из питерской съёмочной группы, работавшей здесь уже целый месяц. Вместе с гибким юношей кавказского обличья он направлялся к избе супругов Молоховых.

Из ближайшего сарая донеслось натужное мычание хозяйской коровы. Грязная курица вылетела с кудахтаньем из зарослей крапивы, поднявшейся выше крыши осевшего в землю сарая. Хитрая птица специально снесла яйцо там, чтобы не заобрали хозяева.

– А ещё говорят, что куры глупые! – рассмеялся Озирский, выгреб из кармана какие-то крошки, зёрна и бросил на землю. – Вот тебе премия – за смекалку!..

Он шёл чуть впереди, покачивая широкими плечами в камуфляже. Его тёмно-каштановые волосы, слипшиеся от воды сосульками, просыхали под пахнущим травами ветром. Не останавливаясь, Андрей закурил и откровенно позабыл о Саше, что указывало на крайнюю степень волнения.

– Слушай, я совсем дурак, или в моём плане есть доля здравого смысла? – робко нарушил молчание Минц. – Ты мне сразу скажи, так это или нет. Если откажешься, я сразу же уеду обратно, и не буду мешать…

– Никуда ты не уедешь, пока не пожрёшь! – мрачно отозвался Озирский.

Они зашли во двор, где копошились уже другие, но такие же грязные куры. Петух отличался от них разве что размерами своего гребня. У козел, на которых лежало мокрое бревно, возился дед с ввалившимся далеко за подбородок ртом и седой щетиной на щеках. При виде Саши и Андрея он снял кепку, обнажив лысую голову, где только около ушей серебрился пушок, и закивал.

– Семён Иваныч, Анна Трофимовна дома? – заорал Андрея со своей великолепной дикцией.

Но дедок, вероятно, догадался о смысле его слов только по губам и сказал:

– Дома, дома-тка… Бульбочки наварила. Идите, ребята. Покушайте. Тебя как звать? – обратился он к Минцу.

– Александром, – коротко ответил тот.

– Сашка, значит? Мой внук тоже Сашка. Он в Новгороде живёт. Проходи, гостем будешь. Я счас, только дровишки соберу.

– В данный момент я от съёмок свободен! – Андрей, войдя в пропахшую луком и сушёными грибами избу, сбросил куртку и загремел умывальником. Здесь было тепло – вероятно, хозяйка хорошо протопила печку. – Вот тут и живу. Сашок. Пришлось перебраться от отца Виктора. Ему некогда со мной в смысле быта возиться, а сам хозяйничать я тоже не могу.

– Матушки у него нет, что ли? – удивился Минц.

– Матушка в городе пока. Она ребёнка ждёт, а тут ни врачей, ничего, – объяснил Андрей. Он умылся, прошёл в горницу и указал в угол. – Вот моя кровать. Нравится? Между прочим, здесь расслабляешься, как нигде. Садись, Сашок, в ногах правды нет.

Андрей первым шлёпнулся на лоскутное одеяло и, не дожидаясь, пока гость сядет сам, подсечкой сшиб его с ног.

– Да, тут замечательно. – Минц, как обычно, не обратил внимания на эту выходку.

Он неловко чувствовал себя в избе, с опаской смотрел на прислонённое к печке помело. Потом, прищурившись, изучил чугунки и квашню, которая пузырилась в тепле.

Из соседней горницы вышла маленькая худая старушонка в белом платочке, тоже заулыбалась железными зубами. Потом спросила Сашу, кто он таков, давно ли ел. Минц увидел в правом углу иконы с мерцающей красной лампадкой и впервые в жизни по-настоящему пожалел, что так и не окрестился. Ему почему-то стало стыдно за это перед Анной Трофимовной, хлопотавшей у печки.

– Андрей, так ответь же, наконец! – шёпотом попросил Минц немного погодя. Он уже устал рассматривать висящие за спиной Озирского гроздья луковиц, нитки с грибами и какие-то коренья. Горенку через маленькие, в ситцевых занавесках, оконца пронизывали горячие солнечные лучи.

– Я вот и думаю… – Озирский тяжело вздохнул. – За месяц можно выйти из колеи, отупеть маленько. Я не просто так сижу, а прикидываю возможности каждого верного человека. Можешь не шептать, Сашок, старикам не до нас. Они ничего не слышат и не понимают. Мы для них, как с другой планеты. Но мне нужно сообразить, кто из надёжных людей стоит близко к рынкам. И пока, к сожалению, не могу подобрать кандидатуру. Тамошние «авторитеты» к себе чужаков почти не пускают, или постоянно подозревают их. А так работать тоже нельзя…

На фоне пожелтевшей, оклеенной древними газетами стены, голубело большое ведро с отбитой местами эмалью. Там солились огурцы, распространяя по избе восхитительный пряный запах. Саша стал читать заголовки статей, пришедшие из далёкого прошлого, и его внезапно охватила тоска. Захотелось никогда не возвращаться в город, жить здесь – в деревянных стенах, на природе. Читать простодушные здравицы, пропахшие укропом и смородиновым листом, купаться в речке, треплющей ивовые ветви.

Минц опомнился, вскочил, развязал рюкзак и стал доставать взятые из дома припасы. За время пути он не съел ни одного бутерброда, и сейчас выложил всё на стол. Только термос с чаем опустел окончательно, когда Саша подходил к деревне – всё время хотелось пить. Андрей смотрел в окно, на кусты смородины, и напряжённо о чём-то думал. Старушка, разговаривая то ли сама с собой, то ли серо-белой кошкой, возилась у печки.

– Сащок! – Андрей рассеянно взял варёное яйцо, крутанул его на столе. Оно завертелось, покатилось к краю и чуть не упало на пол. Озирский поймал яйцо и вернул на место. – Назови ещё раз всех, кто принимает в этом деле участие с той стороны. О ком рассказывал Гюлиханов? Тер-Микаэльянца я знаю. Мне нужны имена его людей. Вспомни, это важно.

– Кто? – Саша наморщил лоб. – Если бы я знал конкретно, а то приходится довольствоваться отрывочными сведениями. – Там был какой-то Жунда, но это мелкая сошка. Додонов – торговец радиотехникой. В частности, рациями и «жучками». Валериант Ким, он же Ниндзя занимается автомобилями. Зураб Сакварелидзе, близкий друг и начальник службы безопасности Ншана…

– Стоп! – Андрей гаркнул так, что бабуля уронила ложку, которой помешивала в чугунке. – Зураб Сакварелидзе?

Озирский вскочил, двинул локтём, и яйцо упало на пол. Но оно особенно не пострадало, так как было сварено вкрутую. Свёрток с колбасой и бутерброды с брынзой запрыгали по щелястой столешнице.

– Андрей, ты его знаешь? – Минц вспыхнул воспалённой надеждой. – Неужели?..

– Сакварелидзе… – Андрей жевал нижнюю губу, как делал всегда, когда волновался. Кадык его шевелился, и кожа над сонными артериями заметно дрожала. – Кажется, я нахожу зацепку. Если только это тот самый… Но в Питере не так много людей с подобными именами. Значит, так, Сащок! – Андрей чему-то мимолётно улыбнулся. – Я должен дождаться ребят и предупредить их о своём отъезде. Если хочешь, мы можем сейчас сбегать к отцу Виктору, и я тебя с ним познакомлю. Машину у своих отбирать не стану. Она им позарез нужна. Придётся поискать другой транспорт – до райцентра пешком идти слишком долго. Вроде бы, надо лошадей перегнать туда – уж не знаю, зачем это потребовалось. А дальше поймаем попутку до Питера или сядем на электричку. Как ты насчёт езды верхом, Сашок?