Кавказский фокус - Сергей Самаров

— Было дело, писал многократно. Ладно. Будем ждать психограмму. Она обычно бывает более точной. Хотя точность и психограмма понятия несовместимые, поскольку психограммы всегда субъективные.

Психограмма, или, как она иначе называется, психологический портрет, обычно составляется специалистами-психологами ФСБ на основе многочисленных опросов тех, кто контактировал с интересующим ФСБ лицом, кто в состоянии описать его поведение в той или иной ситуации. Выводятся характерные черты человека, которые следует учитывать, черты, которые можно использовать, взаимоотношения с другими людьми и способность человека к конкретным действиям.

Не всегда психограмма совпадает с реальностью, поскольку качество конечного результата всегда зависит от качества профессиональных навыков и знаний определенных людей, занятых в процессе. А уровень знаний у них неоднородный. И в первую очередь на результате сказывается разница жизненного опыта, потому что каждый психолог другого человека оценивает через призму собственного «багажа».

Но характеры у всех разные. Одни смотрят, как заработать побольше, приложив минимум усилий, особенно это касается молодых, современных специалистов, воспитанных своим временем, другие вообще мало интересуются оплатой своего труда, подыскивают работу, которая им интересна, — эти представляют свое поколение. Правда, в последнее время все чаще используются специальные программы-роботы, проводящие исследования характера индивида по имеющимся данным. Но ведь для робота программу писал тоже человек. С присущим именно ему человеческим восприятием. Изредка, впрочем, психограмма помогает правильно оценить того или иного человека. Как правило, это случается, если объект исследования и исследователи однозначно являются продуктами своего времени. Тогда бывает возможно просчитать действия и предстоящие поступки объекта исследования.

Но пока еще у спецназовцев не было вообще никакой психограммы. И потому строить какие-то конкретные планы с учетом характера эмира Ягдарбекова было бессмысленно.

— Вы сейчас за поворот выйдете?

— Так точно, командир, уже к нему приближаемся. Показывает планшетник?

— Показывает. Он — более точный, чем психограмма.

Планшетник, входящий в оснастку «Ратник», — это офицерская принадлежность. И потому таковой имелся у каждого офицера ОМОГ «Лисий хвост». Одна из функций планшетника — определение местоположения всех бойцов группы, связанных друг с другом и с командиром коммуникатором «Стрелец» и собственным планшетником. На выбор в системе ГЛОНАСС или GPS. Использовать и ту, и другую системы одновременно тоже не возбраняется. При этом отдельная программа через сенсорные датчики, установленные в костюме «Ратник», позволяет оценивать физическое состояние каждого бойца и расскажет командиру, если кто-то будет ранен или просто почувствует себя плохо — давление поднимется или упадет ниже пригодного для работы предела.

Сам боец одним нажатием кнопки может попросить собственной эвакуации, если будет не в состоянии выйти из боя самостоятельно. Кроме того, планшетник имел функцию связи со спутниками-разведчиками и умел показывать всю обстановку вокруг. Но подполковнику Староверову довелось с такой функцией работать, как и другим офицерам спецназа ГРУ, только в период испытаний «Ратника», когда требовалось написать отзыв о функциональных возможностях системы. Когда испытания закончились, офицерам объявили, что спутниковое время — чрезвычайно дорогое удовольствие и использовать его допускается только в операциях «особой важности».

Конечно, никто не считал проводимые операции пустяковыми, любой командир видел каждую из них из категории «особой важности». Но Василий Васильевич ни разу еще не слышал, чтобы командование разрешило кому-то пользоваться спутником. Бюджет Главного разведывательного управления был достаточно ограниченным, хотя говорили, что год от года он увеличивается. Возможно, это можно было почувствовать на повышении жалованья. Оно в самом деле слегка повысилось. Но о том, чтобы допустить до спутников группы, проводящие рядовые, с точки зрения командования, операции, разговор даже не возникал. На это, видимо, и растущего бюджета не хватало. А как было бы сейчас удобно тому же майору Волоснякову заглянуть за поворот ущелья, чтобы определить, есть там опасность или нет.

Но бойцы ОМОГ умели пользоваться тем, что у них есть в наличии, и не требовать то, чего им не давали в силу, видимо, объективных причин. И потому ходко шли к повороту ущелья, радуясь, что ночь выдалась звездная и светлая. Вообще ночь — это традиционное время работы спецназа ГРУ. Так было даже тогда, когда в частях спецназа не было специальной техники, не было приборов ночного видения, а снайпер группы был вооружен простой винтовкой СВД, не имеющей даже глушителя. Впрочем, это время уже забылось, и сейчас уже не осталось, наверное, на службе снайперов, которые пользовались только СВД. Тот же «винторез» был принят на вооружение в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, и спецназ ГРУ получил эти винтовки в первую очередь, раньше, чем спецназ ФСБ, МВД и ВДВ. Старшего лейтенанта Африканова во время приема на вооружение «винтореза» еще на свете не было. А вот майор Волосняков те времена помнил. Но сейчас, имея на вооружении высококлассное оборудование, Дмитрий Валентинович понимал, что и противник может иметь подобное оборудование и вооружение, полученное от иностранных спонсоров, которые на такие вещи не скупятся, и потому осторожность требовалось проявлять точно такую же, как всегда.

На подходе к повороту Волосняков остановил жестом старшего лейтенанта Африканова.

— Оставь мне бинокль. Сам принимай влево, проходи до самой стены, оттуда просмотри поворот, насколько это будет возможно, — приказал командир малой группы тихим шепотом. Но микрофон шепот легко улавливал, и наушники шлема доносили до старшего лейтенанта вполне членораздельную ясную речь. — Постепенно сдвигайся вперед, новый сектор захватывай и осматривай. А я в бинокль под другим углом посматривать буду.

Вообще-то использовать два тепловизора необходимости не было. Если кто-то за поворотом будет, то один тепловизор обязательно покажет тепловое свечение. И никакой угол обзора не сможет это свечение спрятать. Со стороны майора Волоснякова это была скорее обычная перестраховка.

— Понял. Работаю, командир, — отозвался снайпер и свернул с ровной, расчищенной весенними талыми водами дороги посреди ущелья на камни, где всегда приходилось смотреть, прежде чем поставить ногу. Споткнуться и, в лучшем случае, повредить себе «фотокарточку» в таких местах несложно.

Любому бойцу быстро проходить по камням в темноте — не в удовольствие. А для снайпера передвижение по камням неудобно вдвойне, потому что ему еще и в оптический прицел с предобъективной тепловизионной насадкой Infratech ИТ 310 ТПН смотреть требовалось. От такого передвижения быстро устаешь. Но спецназ никогда не боится движения. Спецназ, ходит поговорка, вообще, как железо, без движения ржавеет и потому постоянно тренируется, если не участвует в настоящих боевых действиях. И ни слова старший лейтенант не возразил командиру малой группы, хотя и считал свои действия излишней перестраховкой. У Африканова были на этот счет собственные соображения. Если за поворотом выставлен часовой, то почему его не было в воротах ущелья? А ведь там все камни и скалы были тщательно «прошарены» тепловизором и в прицел, и в бинокль. По логике, часового следовало ждать в любом месте или вообще не ждать на всем пути следования к пещерам.