Приручить Сатану - Софья Бекас

весь скрючился, скукожился, почернел, и робкое солнце редко выглядывало из-за плотной пелены низких облаков. Осмелевшие розы расправили свои нежные лепестки, трава позеленела, но осторожные деревья пока не спешили раскрывать свои набухшие почки: черёмуха ещё не цвела.

Ева грустно шмыгнула заложенным носом и в очередной раз осмотрела комнату в поисках, чем бы себя занять. От чтения кружилась и без того свинцовая голова, фильм тоже не доставлял нужного удовольствия. Есть не хотелось, да и еда потеряла свой вкус, также как и Ева — свойственный ей аппетит. Делать было нечего.

В конце концов, Ева задремала. Спала она чутко, но крепко, без сновидений, и только изредка сквозь пелену сна ей слышался гул машин, долетающий с далёкой эстакады. Ей казалось, что она падает, летит куда-то в бесконечно глубокую пропасть, а вокруг нет ничего, кроме каменных голых стен гигантского колодца. Где-то на его дне плескалась чёрная вода, и влажный холод, отлетающий от невидимых волн призрачным дыханием, сковывал мышцы и морозил сердце. День незаметно перешёл в ночь, заснул модный пригород бодрствующего мегаполиса, и все ближайшие дома разом, словно по команде, погасили жёлтые окна, только лифтовые шахты горели ровным белым светом и в одной квартире всё-таки тлел тусклым огоньком оранжево-красный ночник. Ева сладко потянулась и сразу схватилась за неприятно пульсирующую голову. Слегка пошатываясь, она села за свой рабочий стол и посмотрела на часы — половина шестого утра. Темнота ещё лежала чёрной сажей на улицах, редко пропуская сквозь себя жёлтый свет фонарей, и, словно черная ленивая кошка, заглядывала из-за угла своими яркими глазами-звёздочками. Ева кое-как нашла пряжу и, забравшись обратно в кровать, принялась вязать и вязала до тех пор, пока робкий луч солнца не заглянул в её комнату.

В болезни прошёл первый день, второй, третий. Утром Ева с температурой тридцать восемь выползала на кухню, ближе к вечеру ложилась в постель с температурой уже под сорок. В пятницу девушка с сожалением поняла, что до завтрашнего дня точно не выздоровеет, поэтому она, десять раз обойдя квартиру по кругу в поисках телефона, написала Саваофу Теодоровичу, чтобы предупредить о своём отсутствии.

«Жаль. Поправляйтесь», — только и был ответ.

«Я постараюсь быть в воскресенье. Давайте я посмотрю, как буду чувствовать себя завтра, но не могу ничего обещать», — зачем-то написала Ева вдогонку: наверное, она ждала большей реакции от Саваофа Теодоровича.

Отправив сообщение, Ева отложила телефон и устало откинулась на подушку. От экрана закружилась голова, на глаза будто навалилась неимоверная тяжесть. Она снова взяла вязание и под монотонное постукивание спиц погрузилась в собственные мысли. Из них Еву вырвал громкий звонок в дверь, и, набросив поверх пижамы серый халат, она пошла открывать.

— Кто?.. Саваоф Теодорович?!

— Добрый вечер, Ева, — мужчина улыбнулся, словно чеширский кот, которого почесали за ушком, и протянул Еве маленький тортик. — Я просто не мог прийти в гости к девушке без гостинца.

Почему-то от того, что появился Саваоф Теодорович, потеплело на душе. Ева искренне ему улыбнулась и пустила внутрь.

— Решили проверить, действительно ли я болею? — беззлобно спросила она, провожая гостя на кухню, но мужчина обиженно надулся.

— Решил навестить больную, — сумрачно ответил он и поставил на стол маленькую коробку с тортом.

— Не сердитесь, — улыбнулась Ева, доставая чашки. — Будете пить чай?

— Если позволите, я сам его сделаю, — отозвался Саваоф Теодорович, принимая из рук Евы чайник. — Как никак, Вы у нас пострадавшая.

Девушка села за стол, устало положив голову на руки, и наблюдала за тем, как мужчина заваривает чай.

— Я прошу прощения, что всё так обернулось, — сказал он после длительного молчания, когда они уже ели торт.

— Ничего страшного, — ответила Ева, с трудом проглатывая кусок. Она всем сердцем верила, что торт был вкусный, но сейчас даже самые любимые вещи казались ей пресными. — Это я виновата, что пошла за Вами в метель. Как… Ада?

— Всё в порядке, — заверил её Саваоф Теодорович, отрезая себе ещё один кусочек. — Знаете, я так испугался, когда нашёл Вас в снегу. Долго не мог нащупать пульс.

— Значит, хорошо, что всё обошлось, — просто заметила Ева, отодвигая тарелку. — Простите, Саваоф Теодорович, я уверена, что торт вкусный, просто сейчас есть не могу.

Мужчина усмехнулся, но настаивать не стал и убрал всю посуду, оставшуюся после чаепития. Тут он залез в свой портфель, достал маленький чёрный проигрыватель и, нажав на кнопку, протянул руку облокотившейся на стену Еве. Та вопросительно подняла брови.

— Позвольте пригласить Вас на танец, — широко улыбнулся он.

— При всём уважении, Саваоф Теодорович, у меня кружится голова…

Однако мужчина её не слушал, с силой потянул на себя, и Ева вдруг оказалась в его объятиях. Тут зазвучала приятная неспешная музыка, и они закружились по кухне в медленном вальсе.

Сначала Еве было плохо. Она судорожно вцепилась в пиджак Саваофа Теодоровича, боясь потерять и без того хрупкое равновесие, и постоянно что-то бормотала про своё плохое самочувствие, но мужчина, казалось, вовсе её не слышал. Постепенно она вошла в ритм, почувствовала музыку и стала двигаться уже более уверенно, по крайней мере, перестала сжимать ткань его пиджака в пальцах. Саваоф Теодорович, заметив это, самодовольно улыбнулся, но промолчал и только продолжил вести Еву в медленном танце. Тут мелодия сменилась на более быструю, пара закружилась скорее, и вдруг Ева узнала в музыке свой любимый вальс.

— Это же вальс «Метель»! — воскликнула она и залилась тонким серебряным смехом. Саваоф Теодорович улыбнулся одним уголком губ, но снова ничего не ответил, а только продолжил кружить девушку в стремительном танце. Всё вокруг смазалось от быстрого темпа, и Ева окончательно забыла про свою болезнь, полностью отдавшись вальсу. Да, она любила танцевать.

Прозвучали последние ноты, музыка стихла, и Ева, уставшая, но довольная, обессиленно облокотилась на спинку стула. Саваоф Теодорович, казалось, совсем не запыхался, в отличие от сидящей напротив тяжело дышащей девушки, которая, прикрыв глаза, пыталась остановить головокружение.

— Вам нужно отдохнуть, — сказал наконец он, поднимаясь. Саваоф Теодорович выглянул в окно, хмуро оглядывая внутренний двор и окна противоположного дома. Внизу практически никого не было, и лёгкий ветер тихо шелестел полумокрыми ветками, словно перебирал струны на невидимой арфе. Снова заморосил дождь, и холодный воздух предсмертным дыханием зимы влетел в открытую форточку, поднял белую прозрачную занавеску и хлопнул открытой дверью. Ева поёжилась.

— Давайте я провожу Вас в кровать, — тихо сказал Саваоф Теодорович, повернувшись к Еве. — Всё-таки, Вы ещё не выздоровели.

В комнате девушки царил полумрак: шторы были плотно задёрнуты, серое низкое небо висело над городом полутёмным куполом, и мелкий дождь барабанил