Слабости сильной женщины - Анна Берсенева

Лера вскоре перестала обращать на это внимание. Действительно, слишком уж они с Зоськой отличались от турецких женщин. Те были в неизменных платках, в длинных свободных плащах и сапогах. Даже руки были закрыты перчатками – наверное, чтобы не оставалось уж совсем ни одного открытого участка тела.

– Сейчас еще ничего, – сказала Зоська, заметив, что Лера рассматривает одежду турчанок. – А вот как они летом так ходят, в жару – ума не приложу. Точно так же одеты, представляешь? Некоторые даже сапог не снимают!

Второй день был днем основных покупок, пришлось побегать даже больше, чем вчера. Теперь они не просто смотрели и приценивались, но главным образом яростно торговались. Лера и представить себе не могла, что в магазине можно сбавить цену больше, чем в Москве на рынке. Но Зоська, судя по всему, даже и не собиралась брать товар по той цене, которую сразу назначали торговцы.

– С ума ты сошла! – толкала она Леру, видя, что та готова согласиться с первой же ценой. – Да он же сам знает, что с запросом говорит! Нас же дурами будет считать, если не поторгуемся.

И она спорила до хрипоты и тоже делала вид, что уходит, и наконец удовлетворенно покупала десятки лифчиков и трусов по цене, чуть не вдвое ниже первоначальной. Лера вскоре оставила собственные попытки принимать участие в торге и только расплачивалась, перегружая в объемистые сумки купленный товар.

Они несколько раз возвращались в гостиницу, относили покупки, шли снова. Присев на минуту в кресло, чтобы отдышаться перед очередным заходом, Лера смотрела на Мраморное море, которое было видно из окна, на огромных бакланов, летающих у самого берега…

Зоська устала еще больше, чем Лера, и та поглядывала на нее с уважением. Устала – не устала, а все так же неутомимо бегает по магазинчикам, и торгуется все так же яростно, и вспоминает, где видела женские кошельки подешевле, которых, конечно, следует купить как можно больше.

– Вся Москва с этими кошельками ходит, – объясняла Зоська. – Ты не видела разве?

– Но зачем тогда их везти, если уже и сейчас у всех полно? – удивлялась Лера. – Думаешь, до бесконечности будут брать?

– Не знаю, как до бесконечности, а пока берут, – не соглашалась Зоська. – Ты, Лер, просто по себе судишь. Тебе хочется что-нибудь такое, чего ни у кого нет. А нормальному человеку наоборот – хочется такое же, как у всех…

Иногда они сталкивались в магазинах с другими челноками из их группы. Те брали точно такие же кошельки и трусы-«недельки», и Лера не переставала удивляться: как же продать все это бесконечное количество одинаковых вещей, кому?

Закупив уже, казалось, все, что было возможно, Зоська скомандовала:

– Давай еще мохер возьмем. Отлично идет, берут влет.

– Да он же садится после первой стирки, – возразила было Лера. Когда-то мама научила ее вязать, и, хотя она не слишком увлекалась этим, все-таки однажды даже связала свитер для Кости. – Кто его брать будет?

– Еще как берут! – убежденно сказала Зоська. – И какое тебе дело, что он садится? Для себя, что ли, ты его покупаешь?

И они нагрузили очередную сумку разноцветными мотками.

К вечеру они вымотались так, что не могли пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Лера даже не заикалась ни о какой вечерней прогулке по городу. Не только потому, что глупо было предлагать это Зоське, но и потому, что самой уже тошно было выходить на знакомые улочки.

Тем более что вечер вовсе не был свободен: следовало упаковывать мешки к завтрашнему отъезду.

Собственно, все их попутчики уже этим и занимались. Когда Лера и Зоська вернулись в гостиницу с последней партией товара, из-за каждой двери на их этаже доносился треск разрываемого скотча. Весь их номер был завален пакетиками, коробочками и моточками. Просто не верилось, что все это можно как-то уложить!

«И ведь у всех столько, – подумала Лера. – Как же мы втиснемся в автобус?»

Вздохнув, она принялась укладывать товар в большие пластиковые мешки.

Как и все, за что бралась Лера, это нехитрое занятие быстро было ею освоено. Она ничуть не уступала Зоське в сноровке, с которой увязывались и заклеивались мешки, – и скоро целая гора громоздилась посреди комнаты.

– Все! – сказала наконец Зоська, удовлетворенно поглядывая на плоды их трудов. – Молодцы мы с тобой – смотри, мешочки как куколки!

Пока было у нее какое-то конкретное занятие – покупать, относить, паковать, – Лера чувствовала легкий душевный подъем. Но теперь, глядя на глянцевую гору мешков, она ощущала только тоску, и больше ничего.

Странное чувство овладевало ею… Впервые она столкнулась с чем-то подобным, кажется, в пионерлагере, куда мама отправила ее после пятого класса, «чтобы ребенок подышал свежим воздухом». Тогда, в девчачьей палате на пятнадцать коек, ей вдруг показалось, что другого мира – мира, в котором она родилась и росла, который любила, – просто не существует. Нет их дома на Неглинной, нет ее школы на Сретенке, и книг нет, которые она украдкой читала до полуночи, и вообще – ничего нет, а есть только галдящие девчонки, на которых она почему-то обязательно должна быть похожа, и есть ходьба строем, и речевки, и утренние линейки…

Тогда, вечером в лагерной палате, ей стало так тоскливо, что она полночи прорыдала под одеялом и наутро решила сбежать отсюда во что бы то ни стало. Слишком уж невыносимо было лишиться своего мира – Лере казалось, что это произошло безвозвратно.

«Но ведь привыкла ты тогда, – уговаривала себя Лера, сидя на кровати в номере гостиницы „Гянджлик“. – Привыкла, и тебе даже понравилось потом. За ягодами можно было бегать чуть свет, и на танцы вечером, и Сережа Хмара из второго отряда приглашал танцевать только тебя…»

Но мысль о том, что вот точно так же привыкнет она и к беготне по стамбульским магазинам, была для Леры невыносима.

– Может быть, завтра еще что-нибудь докупим, – сказала Зося. – Я еще ночные рубашки видела дешевые, можно их. Все равно автобус только вечером, а из гостиницы в двенадцать надо выметаться. Не платить же за лишние сутки.

– Что же мы, с мешками этими будем по городу бродить? – удивилась Лера.

– Да ты не волнуйся, – успокоила Зоська. – Здесь же понимают. Разрешат в вестибюле с мешками посидеть до вечера. Ты посидишь, а я сбегаю, а потом я посижу.

Вот это и оказалось самым невыносимым – сидеть на мешках в вестибюле гостиницы «Гянджлик»! Даже унижение таможенного обыска не могло с этим сравниться. Там, по крайней мере, все происходило один на один и довольно быстро. А здесь – минуты казались часами, а часы – вечностью…

Зоська умотала в город сразу же, как только они перетаскали свои мешки вниз и расположились рядом с другими челноками из их группы. Лера уселась на мешкок с мохером и уставилась перед собой пустыми глазами.

Вестибюль был полон. Входили и выходили проживающие, шли в ресторан, болтали и смеялись на ходу, что-то жевали, звонили куда-то из автоматов, просто сидели в мягких креслах и пили кофе.