Террорист - Лев Пучков

– Ну, давай – за детей…

Приняли.

Закусили. Теперь уже с решетки – и, кстати, подозреваю – той самой сомнительной колбасой. Короче, ужас. Хе-хе… Икх! Ой…

– Попробовать-то можно, – размеренно жуя, подал голос Федя. – Был бы только толк от этого.

– Это точно, – легкомысленно поддержал я, прислушиваясь к своим ощущениям. Похоже, я опять был пьян, причем даже сильнее, чем до пугания мифического снеговика. Теперь меня уже не клонило в сон, но все вокруг кружилось и расплывалось, и я уже с трудом различал лица сидящих рядом людей – у меня даже стаканы троились, стоящие буквально перед самым носом. Что-то я недопонимаю: и на фига, спрашивается, было заставлять нас заниматься снежными процедурами? Впрочем, Гене виднее, я же говорю, он мастер.

– Ну так ты же в курсе по всему, – продолжил Федя. – Может, подскажешь, с чего начать?

Вот. Вот он, тот самый момент, который я упустил. Здесь еще можно было взять инициативу в свои руки, сказать, допустим, что есть пара идей, но надо все как следует обдумать на трезвую голову…

Но я, простите, был пьян как свинья. И на этот судьбоносный момент просто не обратил внимания.

– Подскажу, – уверенно заявил Гена – и опять разлил: правильно угадали, мастерскую норму – у меня хоть и троились стаканы, но я по «булькам» определил. – И начнем прямо сейчас.

– Это как? – удивился Федя. – Мы же пьяные.

– Вот проблема! – хмыкнул Гена. – Давай – за то, чтоб все получилось, да поедем.

– Куда?

– В Кузякино.

– А зачем?

– Да по ходу все увидите, – успокоил Гена.

– А ты что, можешь ехать в таком состоянии? – усомнился я.

– А ты что, сомневаешься?!

Эмм… Да, это точно: Гена может.

– Ну, раз так… Давай: за то, чтобы все получилось.

* * *

Кузякино – это небольшая деревенька, притаившаяся неподалеку от Второй Московской, сразу за сосновым бором. В стародавние времена здесь был лесхоз, однако наш медленно растущий промышленный городок постепенно его уничтожил. Так что в настоящий момент это всего лишь одно название и одна улица на два десятка домов, в которых доживают свой век егеря-пенсионеры. Очевидно, в ближайшем будущем Кузякино исчезнет, как и сотни других русских деревень, уступив место Третьей Московской или Четвертой Кизлярской, это уж как повезет. Но сейчас у нас есть уникальная возможность взглянуть на этот образчик уходящей натуры, и не праздного любопытства ради, а сугубо по делу: там живет дед нашего бывшего юнги и одноклассника Борман-Ромы – Женьки Скворцова.

Этот самый Женька Скворцов, или попросту Скворец, что для всех гораздо привычнее, – один из основных местных бомбистов. И – прав Гена – это наш пацан. Он вырос в «Патриоте», выправился – был ведь когда-то «трудным подростком», состоял на учете. А теперь, несмотря на юный возраст, «в авторитете», зарекомендовал себя как опытный и толковый следопыт-поисковик.

– А он что, сейчас там?

– Угу.

– А какого рожна он там делает, в то время как вся вменяемая молодежь вовсю «тусит» в городе? У его деда, наверное, даже телевизора нет.

– Без понятия. Но начиная с третьего числа он сюда катается каждый день. Как на работу.

– Так его что, «ведут», что ли?

– «Ведут»! – мрачно передразнил Гена. – Чтобы «вести», к «объекту» надо прицепить как минимум четверых сотрудников. Две пары. А у нас на каждого опера – с десяток вот этих ваших юных негодяев. В смысле, трое-четверо активных и пятеро-шестеро сочувствующих, а то и прямых пособников.

– Да уж… И как только твои парни в такой дикой обстановке работают?

– Спроси чего полегче! – в сердцах пробурчал Гена. – Скажи другое: вот не вовремя я ушел! Очень не вовремя. Они сейчас без меня буквально зашиваются…

Я на это ничего не ответил, но мою пьяную голову посетила странная и, наверное, совсем ненужная мысль. Ненужная во всех аспектах, потому что она – о ненужном.

Гену выкинули, а он продолжает на досуге работать старшим опером. У них в отделе все было построено на нем, он был капитаном буксира, медленно, но уверенно толкающего неподъемную баржу правопорядка вверх по реке всеобщего бардака и оголтелого раззвиздяйства, или, если хотите проще, ведущим игроком, а остальные члены команды обеспечивали его работу. И теперь он не чувствует себя вправе бросить свою команду, которая волей случая сразу после его ухода угодила в затянувшийся девятибалльный шторм.

А Федя – особо опасный преступник в федеральном розыске. Но он по-прежнему ощущает себя президентом клуба «Патриот». И продолжает переживать за всех своих питомцев, и чувствует за них ответственность.

Согласитесь, это маразм чистейшей воды.

Но они оба такие, Гена и Федя, ответственные, я бы даже сказал – государственные люди, и ничего с этим не поделаешь…

В Кузякино не было ни одного уличного фонаря. Ни одного освещенного окна. И ни одной таблички на домах и заборах, так что незнающему человеку найти нужный адрес было непросто. Кромешная тьма, нехотя расступающаяся перед светом наших фар, мрачные старые дома, ветхие заборы, заброшенность и пустота – такое впечатление, что мы угодили в какой-то съемочный павильон с декорациями для фильма про оборотней или эпидемию чумы.

Помнится, в совхозе им. Первого Халифата тоже не было ни одной таблички. Однако там – зарождение новой формации, а здесь – умирание старой. Я было настроился пьяно пофилософствовать о диалектике переходных форм и роковой правопреемственности цивилизаций, но мы в один присест проскочили через всю улицу-деревню и встали на обочине заметенной снегом дороги у предпоследней усадьбы.

– Приехали, – сообщил Гена, глуша двигатель и выключая фары. – Вытряхивайтесь, господа идолы, пошли знакомиться с электоратом.

Со двора усадьбы вовсю несло свежим печным дымом. Наверное, кто-то топит баню. Сто лет не парился в нормальной бане с вениками и квасом. Вот было бы здорово… Впрочем, мы тут по делу, так что…

Распахнув покосившуюся калитку, мы вошли во двор. Здесь, как и на дороге, царила кромешная тьма. Правда, из трубы на крыше небольшого строения в глубине двора весело вылетали искры, но светлее от этого не стало.

– У них что, в домах света нет? – удивился я.

– Ставни, – подсказал Гена. – На ночь закрывают.

Да, точно! Помнится, в том пресловутом совхозе…

– Стой! – скомандовал от крыльца безнадежно прокуренный голос. – Стрелять буду!

Стрелять? Я даже и не попробовал испугаться. Это что, такая местно-егерская шутка?

– Стою, – отозвался Гена, продолжая топать к крыльцу.

– Стреляю! – осерчал голос. – Стой, я сказал!

– Дядь Мить, не дури, – урезонил невидимого злыдня Гена, но на всякий случай остановился. – Это я, Гена Ефремов. По делу.