Шанна. Книга 2 - Кэтлин Вудивисс

Хикс задышал чаще.

— Но, сударь… У нас только…

В этот момент открылась дверь главного здания тюрьмы. В ней появился стражник, ведущий человека, увешанного таким количеством цепей, что он мог едва передвигать ноги. Другой стражник шагал за ним. На теле узника виднелись следы недавних побоев. Подбитый глаз и кровоточащая рассеченная губа исказили черты его лица. Он спотыкался под тяжестью кандалов, терпеливо снося удары в бок за свою неловкость. Стражники повели его по двору, но их остановил Ролстон:

— Погодите. — Он жестко взглянул на Хикса. — Вы хотели спрятать от меня вот этого. — И подошел к узнику, чтобы тщательно его осмотреть. — Так. Я тороплюсь. Я беру его. Сколько вы за него хотите?

У Хикса был такой вид, точно его вот-вот хватит апоплексический удар. Он пролепетал:

— Сударь, я… я не могу… Я хочу сказать, что не могу его продать. Его ведут туда, где собраны все те, которых завтра повесят.

Играя стеком, Ролстон не отрывал взгляда от Хикса, как стервятник, готовый наброситься на добычу.

— Ну, Хикс…

Толстяк почти подпрыгнул от звука его голоса.

— Мне известно, что вы можете, а чего не можете. Что вы сказали бы о кругленькой сумме за этого молодца?

Обезумевший от ужаса тюремщик был готов упасть на колени.

— Но… я не могу. Это убийца. Он приговорен к повешению. И я могу это доказать. Назвать его имя.

— Мне нет дела до его имени. Назовите этим именем кого-нибудь другого.

Хикс бросил на него хитрый взгляд. Ролстон не терял ни минуты.

— Ну же, смелее, милейший. Никто не узнает. — Он подошел вплотную к тюремщику и проговорил ему в самое ухо: — Ну, скажем, речь может идти о сумме до… двухсот фунтов для вас и паре пенсов стражникам.

Глаза у того заблестели. Он тихо, как бы про себя, пробормотал:

— О… конечно… у меня есть труп… старик, просидевший здесь несколько лет… всеми забытый… он умер в своей камере прошлой ночью. Это может послужить делу… — И еще тише спросил Ролстона: — Две сотни фунтов? За этого парня?

— Да, дружище. Он молодой и сильный. Мы отплываем через несколько дней. Его за это время можно спрятать. У него есть родственники? Как бы там ни было, вы положите в гроб тело другого человека, и судья поставит сверху свою печать. Я приеду за ним накануне отплытия. Надеюсь, с ним будут хорошо обращаться, иначе сделка не состоится. Понятно?

Хикс энергично кивнул в знак того, что все понял. Сделка была заключена, и Ролстон вернулся к экипажу. Теперь он подсчитывал про себя, что она принесет лично ему: Траерн даст за этого пария не меньше тысячи пятисот фунтов, минус две сотни Хиксу. Ему останется тысяча триста. Всю обратную дорогу он напевал себе под нос.

Двадцать четвертого ноября Питни отправился в Тайберн. Ему очень не нравилось смотреть на то, как вешают преступников, и хотелось как-то приготовиться к этому зрелищу! Он зашел в трактир и заказал кружку пива. Народу там было много, и свободное место оказалось только рядом с каким-то пьяным рыжим шотландцем, которому приспичило рассказать историю своей жизни. Не выдержав этого, Питни поднялся, взял свою треуголку и вышел из заведения.

Ему не без труда удалось пробиться сквозь толпу, окружавшую виселицы, и добраться до места, куда подъехала повозка с приговоренными. Ни в одном из них он не узнал Рюарка Бошана. Он потянул за полу куртки одного из служителей тюрьмы.

— Где, тот колонист, Рюарк Бошан? — спросил Питни. — Разве его не должны сегодня повесить?

— Оставьте меня в покое! Убирайтесь отсюда! Я занят!

Питни своей могучей рукой потряс стражника за плечо.

— Где Рюарк Бошан? — прорычал он. — Отвечай или я сверну тебе шею!

Тот нехотя процедил:

— Он мертв. Его повесили на заре, пока не собрался народ.

— Это точно?

— Ну да! Хикс увез его в гробу под судейской печатью, чтобы отдать родным. Отпусти меня.

Мощные руки медленно разжались, и стражник тут же исчез.

Дорога до Ньюгейта показалась Питни долгой. Хикс повторил уже услышанный рассказ о смерти Рюарка и указал ему на заколоченный гроб с надписью «Рюарк Бошан» на крышке. Джон Крэддок помог ему взвалить гроб на запряженную одной лошадью повозку, и Питни отправился со своим грузом к одному из заброшенных коровников на окраине Лондона. Там, закрыв за собой ворота, он приступил к делу: заменил убогий тюремный гроб массивным и богато убранным. Потом, когда он тщательно заколачивал крышку нового гроба гвоздями, чтобы скрыть его содержимое от любопытных глаз, на его губах блуждала какая-то странная улыбка.

Ему осталось лишь отвезти этот гроб на выбранное им уединенное кладбище, организовать церемонию, назначив ее на следующий день, и отчитаться перед хозяйкой.

У нее как раз оказался Ролстон, и Шанна проявляла нетерпение, Питни растерялся, не зная, как поговорить с хозяйкой, чтобы тот не услышал. Наконец он бессвязно пробормотал:

— Ваш муж… ваш муж… господин Бошан…

Шанна внимательно посмотрела на Питни. С интересом поднял брови Ролстон.

— Все готово, — проговорил Питни. — Завтра, после обеда, в два часа.

Шанна разрыдалась и вышла. Она скрылась в своей комнате и заперла за собой дверь. Какая-то странная боль сжала ей грудь. Теперь она настоящая вдова. Она печально взглянула в зеркало. И если кто-то надеялся, что увидит в нем лицо, торжествующее победу, то был бы очень разочарован.

«Маргарет», небольшое и довольно некомфортабельное судно, подобное скромному и непритязательному цветку, чье имя носило, было построено в Бостоне и представляло собой двухмачтовый бриг, только чуть подлиннее, пониже и попроще других сошедших с того же стапеля английских кораблей. Судя по тому, как низко он сидел, его нагрузили до отказа. Капитан, француз Жан Дюпре, коренастый низкорослый человек, с живым характером и острый на язык, пользовался уважением команды. Он служил у Траерна уже шесть лет и не имел других недостатков, кроме известной всем слабости к женскому полу. Он до последнего гвоздя знал свое судно и следил за тем, чтобы оно всегда было полностью загружено товарами. «Маргарет» не отличалась роскошью, но недавно покрашенные борта и отличное состояние парусов говорили о той заботе, с которой относились к ней.

Бледное солнце катилось к горизонту. Становилось холоднее. Последние приготовления к завтрашнему отплытию спешили завершить до того, как испарения, поднимавшиеся от поверхности Темзы, превратятся в густой туман, в котором работать будет невозможно. Подняли на борт саквояжи Шанны. Самые большие отправили в трюм, а маленькие, в которых были вещи, необходимые во время путешествия, занесли в ее каюту. В ней с трудом могли поместиться два человека — сама Шанна и Эргюс. Питни пристроил с внутренней стороны двери солидный засов, чтобы избежать непрошеных визитов. Свой гамак он подвесил в примыкавшем к каюте коридоре, что должно было сразу же обескуражить любого, кто задумал бы что-то по отношению к единственным на борту двум женщинам, которые чувствовали себя благодаря Питни в полной безопасности.