Валет червей - Виктория Холт

Несмотря на всю эту суету, я сумела заметить, что Лизетта выглядит довольно удрученной, и решила, что она завидует нам сильнее, чем обычно. Я симпатизировала ей и считала, что это действительно было несправедливо позволять ей учиться с нами, вместе ездить верхом, быть нашей близкой подругой, а затем на официальных приемах так явно давать понять, что она не относится к нашему кругу.

Часто она уходила куда-то одна, и случалось так, что я искала ее и не могла найти. Если бы я была не так занята предстоящим балом, я, возможно, и решила бы, что происходит нечто странное. Она, видимо, что-то скрывала, и временами казалось, что она над чем-то втайне посмеивается. Обычно она всегда делилась со мной планами своих проказ. Но, объясняла я себе, видимо, меня, как это часто бывало, подводит мое воображение.

В течение этих дней я много времени проводила с матерью, которая активно участвовала во всех приготовлениях.

— Твой отец очень доволен этим браком, — сказала она. — Он рад тому, что с Софи все уладилось.

— Я полагаю, де Турвили — весьма достойная семья?

— Они не совсем ровня д'Обинье, — ответила мать с ноткой гордости, а я вдруг припомнила те долгие годы, которые она прожила как жена Жан-Луи, жизнью, так не похожей на ее нынешнюю жизнь графини.

— Я думаю, что они польщены тем, что породнятся с нашей семьей, продолжала она, — и, как я уже сказала, твой отец тоже очень доволен.

— А Софи счастлива.

— Это самое главное, и я тоже счастлива за нее. Девушка она не из легких… очень отличается от тебя, Лотти.

— Ну, от меня будет не так легко избавиться. Она рассмеялась.

— А тебе не кажется, что Софи очень счастлива потому, что мы — как ты выразилась — избавляемся от нее?

— Софи влюблена.

— Когда-нибудь то же самое будет и с тобой. Она говорила искренне, зная, что я продолжаю думать о Диконе. Ей бы хотелось, чтобы ничто не нарушало ту безмятежную жизнь, которую она обрела в доме графа.

— Я никогда больше не полюблю.

Она попыталась рассмеяться, как будто я отпустила какую-то шутку, затем обняла меня и крепко прижала к себе.

— Мое милое, милое дитя, это все давным-давно прошло. Было вообще недопустимо позволить тебе ввязаться в это. Даже и сейчас ты еще слишком молода…

— Этот бал должны бы были устраивать для нас обеих… для Софи и для меня… в честь нашего обручения.

— Ты живешь в выдуманном мире. Ты бы никогда не была счастлива с Диконом. Это просто смешно. Он гораздо старше тебя, а раз уж ты была единственным ребенком, тебя было нетрудно ввести в заблуждение. Он хотел заполучить Эверсли, и, получив его, перестал даже думать о тебе.

— Мне кажется, судить об этом лучше всех могла я.

— Ребенок — скольких лет? — двенадцати. Все это не так. Это было преждевременно. Тебе бы следовало видеть его лицо, когда я предложила ему Эверсли. Он был циником, Лотти.

— Я знала о том, что ему нужен Эверсли.

— Ему нужен был только Эверсли.

— Это не правда, ему нужна была и я.

— Он принял бы тебя как необходимый пункт сделки. Ах, Лотти, это оскорбительно для тебя, но следует смотреть в лицо фактам. Когда узнаешь, что человек, делавший вид, что любит тебя, лжет, — это разрывает сердце. Но ты была всего лишь ребенком… И теперь со всем этим покончено. На самом-то деле ты уже не печалишься. Я же вижу, что ты светишься от счастья. Просто когда ты вспоминаешь об этом… ты искусственно пытаешься поддерживать воспоминания. Но они мертвы, Лотти, и ты знаешь об этом.

— Нет, — спорила я, — мои чувства к Дикону никогда не умрут.

Но она действительно не верила мне. Ее собственный опыт учил ее тому, что в конце концов все хорошо кончается.

Наконец настал долгожданный день. Лизетта пришла в мою комнату, чтобы посмотреть на мое новое платье.

— Ты просто красавица, Лотти, — сказала она, — ты затмишь собой невесту.

— О нет. Софи выглядит действительно чудесно. Любовь способна творить чудеса.

Лизетта казалась довольно задумчивой, но, признаюсь, мне так хотелось поскорее познакомиться с Шарлем де Турвилем, что я не очень-то задумывалась о Лизетте.

На верхней площадке лестницы стоял граф. Он выглядел величественно в парчовом камзоле, украшенном бриллиантами, а завитой белый парик оттенял прекрасные черты его лица и живые темные глаза. Моя мать, стоявшая рядом с ним в платье цвета бледной лаванды, казалась красавицей — самой настоящей графиней. Увидев ее, я снова изумилась, вспомнив тихую даму из Клаверинга. Рядом с ней в бирюзово-голубом платье стояла Софи, светившаяся от счастья.

Я была под опекой мадам де Гренуар, дальней родственницы графа, появлявшейся в доме по таким случаям и с готовностью исполнявшей роль компаньонки молодой девушки. Мне следовало сидеть смирно, как и положено девушке моих лет, под ее присмотром, а когда какой-нибудь джентльмен пригласит меня на танец, то принять приглашение, если он подходит, с ее точки зрения, если нет — мадам де Гренуар была специалисткой по улаживанию подобных проблем.

Вновь мне давали понять, что я еще не стала взрослой. Но, по крайней мере, я была представлена королю, обратившему на меня внимание, хотя это было уже давно, и граф принял все меры к тому, чтобы я больше не попадалась королю на глаза.

На сегодняшний бал были приглашены многие представители высшего света, съехавшиеся в Париж по случаю церемонии бракосочетания в королевском доме. Время было самым подходящим для устройства бала.

Я сидела и наблюдала за прибывавшими гостями. Один или два джентльмена бросили на меня оценивающие взгляды. Видимо, они были неподходящими кавалерами, поскольку мадам де Гренуар так холодно посмотрела на них, что они поспешили удалиться. Вновь меня огорчила моя молодость, и я пообещала себе, что вскоре с этим будет покончено. Через год я буду считаться вполне взрослой.

Мадам де Гренуар рассказывала мне о других балах и других девушках, которых ей доводилось опекать в качестве компаньонки.

Я сказала:

— У вас, должно быть, действительно очень богатая практика. Что за занятие! Компаньонка для девушки! Потрясающе интересно.

А потом произошло то, к чему я была совершенно не подготовлена.

Ко мне подошла Софи, которую сопровождал какой-то мужчина. Он был высоким, темноволосым, и я сразу же узнала его. В растерянности я встала. Рядом со мной стояла мадам де Гренуар, придерживая меня за руку.

— Лотти, — сказала Софи, — позволь познакомить тебя с Шарлем де Турвилем. Шарль, это Лотти, о которой я тебе так много рассказывала.

Я почувствовала, что краснею, — мужчина, бравший мою руку, чтобы поцеловать ее, был никем иным, как месье Сен-Жоржем, спасшим Лизетту и меня от мадам Ружмон.

Он приложил губы к моим пальцам, а в глазах, которые он поднял на меня, таилось лукавство.