Иди сюда, парень! - Тамерлан Тадтаев

– Брат, купишь цинк патронов?

Военные оставили меня в покое, но с маленьким прапорщиком я столкнулся осенью в ночной перестрелке близ Мамисантубани, куда тот прибыл на БТР.

– В чем дело, ребятки? – спросил он, спрыгивая с бронированной машины. – Неформалы спать не дают? Сейчас разберемся с ними.

Один из экипажа боевой машины подал ему ручной автоматический гранатомет, и маленький прапорщик, выбрав удобную для стрельбы позицию на возвышенности, стал давить огневые точки грузин. Отстрелявшись, он попрощался с нами и уже собирался свалить, как вдруг его взгляд задержался на моем кинжале. По правде говоря, кинжал больше походил на короткий обоюдоострый римский меч. Его выковал хромой кузнец на заводе по моему заказу, с тремя кровостоками посередине клинка, и наточил так, что можно было бриться.

– По закону я могу отобрать у тебя этот кинжал, – сказал маленький прапорщик с подленькой улыбкой.

– Попробуй возьми, – прохрипел я, отступая назад, сжимая в одной руке кинжал, в другой – заряженный карабин с оптическим прицелом от снайперской винтовки. Тогда на турбазе этот маленький гондон бил меня резиновой дубинкой, и сейчас мне ужасно хотелось вернуть ему должок с процентами, прямо трясло от нетерпения схлестнуться с ним, а там будь что будет! Ребята вокруг тоже смолкли и ждали зрелища. Маленький прапорщик смекнул, что все может кончиться не так, как ему хотелось бы, и разрядил обстановку вопросом:

– Что ты хочешь за кинжал?

– Три цинка патронов, – выдохнул я, немного расслабившись.

В принципе, прапорщик был неплохой человек, просто рвал жопу перед своим командиром. Он и лупил-то меня не очень больно, просто для виду, высоко заносил похожую на конский член дубинку, сукин сын. До сих пор болит поясница! И если приглядеться к нему хорошенько, то не такой уж он и противный. Славный малый, одним словом! С ним можно подружиться, а потом выцыганить у него что-нибудь солидное: пистолет, например, или пулемет, но тогда придется расстаться с кинжалом. Ну что ж, хромой кузнец вроде не помер, закажу ему еще один.

– По рукам, – обрадовался маленький прапорщик.

Он взял кинжал, повертел в руке, попробовал острие пальчиком, порезался и велел прийти за патронами дня через три на турбазу. Но надул и ничего не дал, даже через три месяца, а еще через месяц военные ночью слиняли из города. Они всегда так – как только запахнет жареным, поминай как звали.

С Изетой я встретился как-то на улице и хотел поколотить, но она была брюхатая, пришлось плюнуть и пройти мимо. Однако любопытство одолело меня, и я поинтересовался у одноклассника, жившего от нее по соседству, кто женился на этой стукачке.

– Какой-то хрен, – сказал тот. – Он до войны в издательстве работал, книжки издавал, худой такой, лысый.

Как же, как же! Прекрасно его помню, ужасно нервный тип. В восьмом классе мы с ним сцепились в кинотеатре – и тоже из-за девчонки.

Вон он, кстати, стоит, собака. А ему чего тут надо, в водхозе? В камуфляж вырядился, чертов книжник! Проходя мимо, я нарочно задел его плечом и чуть не сбил с ног, но он даже не пискнул. Черо заметил меня и помахал рукой: мол, дуй сюда. Пробираюсь к нему через знакомых и незнакомых бойцов. Внимание всех приковано к парню, он целится из автомата в недавно подбитый в Присе вражеский БМП, который потом отбуксировали сюда на ремонт. После короткой очереди ребята устремляются к боевой машине. «Пробил!» – кричат вокруг. «Форменный гроб на гусеницах, раз ее пробивает пять сорок пять!» – «У меня семь шестьдесят два!» – гордо говорит отстрелявшийся парень. – «Ну тогда конечно, семь шестьдесят два намного сильней, чем пять сорок пять». Тут начинаются споры, какой калибр мощней, однако длинная пулеметная очередь закрывает всем хлебала. Это парень со шнобелем пробует свой пулемет на броне подбитой машины. Вот кто ставит все точки над «и»! Правда, появился еще боец с гранатометом, изъявивший желание пальнуть в БМП из своей трубы, но его отговаривают, дескать, на войне попробуешь, а сейчас нельзя, поранишь кого-нибудь. «Прячьтесь!» – орет тот и готовится выстрелить. К настырному гранатометчику продирается похожий на ласку Маленький Пуха и начинает бить по морде. Их растаскивают, а я подхожу к Черо, жму его ручищу, интересуюсь, как у него дела, хотя мог бы и не спрашивать – так он него пахнет анашой.

– Отлично, – хохочет он. – Расскажи, как ты курице глаз подбил. Надо ж придумать такое!

Ну началось! А я-то ему обрадовался как старому доброму другу.

– Это была простая случайность, – говорю. – Я не целился в глаз курице, просто удачный выстрел.

– Ладно, – рычит Черо, и видно, что он завелся не на шутку, черт бы его побрал. И пошли наши обычные дебаты. – Видишь пушку на БМП?

– Ну?

– Представь, что снаряд этой пушки попал тебе в глаз. Да от тебя мокрого места не осталось бы, случись такое. И если твоя пуля попала в глаз курице, как ты говоришь, с ней случилось бы то же самое.

– Моя голова круглая, как яйцо, и из костей…

– Хочешь сказать, что у курицы в голове одно только мясо?

– Нет, почему же, там есть кости, но все дело в том, что у курицы голова плоская, как ладонь.

– И что?

– А то, что, если нарисовать на ладони куриный глаз и выстрелить в него из карабина, там будет дырка, а не мокрое место.

– Засунь свою ладонь в зад!

– В чей, в твой? Нагнись!

Черо выхватывает из-за пазухи наган и делает вид, что хочет застрелить меня, а я делаю вид, что пугаюсь, бегу от него со всех ног и натыкаюсь на Маленького Пуху. Здороваясь, мы обнимаемся, и он спрашивает, в чем дело.

– Черо хочет застрелить меня.

– Из-за чего?

– Мой удачный выстрел в Присе лишил его разума.

– Я ему сейчас объясню, – смеется Маленький Пуха и вступает в дискуссию с подоспевшим Черо. По правде говоря, мне эта история с курицей чертовски надоела, и я иду к подъехавшему желтому УАЗу, откуда выпрыгнул Парпат. Бойцы его тут же окружили, а я влез в машину и сел рядом с зеленоглазым водителем-блондином. Он-то и сказал, куда собираются ребята – в Дменис. За каким чертом? Детей хотят оттуда вывезти, стариков, женщин. На чем? На вездеходах. Супер! Тогда я тоже с вами!

Тут появляется Парпат и смотрит на меня так, будто я наступил ему на яйца, и орет:

– Какого хрена ты тут расселся?! Вечно под ногами путаешься!

Я ничего не понимаю и с глупой улыбкой смотрю на беснующегося командира. А тот вообще разошелся, ямочка на его остром подбородке исчезла, вот-вот воткнет это копье мне в грудь.

– Да что я сделал такого? – обращаюсь я больше к блондинистому водителю. – Просто я тоже хочу поехать в Дменис…

– Он хочет поехать в Дменис! – бесится Парпат. – Никуда ты не поедешь!

– Поеду, – говорю. – И никого не спрошу…

– Объясните ему, – хватается за голову Парпат. – Объясните, пока я не замарал об него руки!