Одиночество-12 - Арсен Ревазов

Я спустился в подвал. В ОГИ какой-то очень правильный свет. Темно-коричнево-желтый. И раздолбанность заведения кажется от этого света вечной. Мне нравится в ОГИ, что лампочки свисают над столами и что столы старые. Я стал пить виски и читать Довлатова, после каждого глотка откладывая книгу, чтобы подумать о Лиле.

Я решил, что Маша со своей интуицией может мне помочь, но она очень не любила моих звонков в выходные. Выходные Маша проводила со своей недоделанной семьей. Когда я звонил ей в неурочное время, голос у нее сдавливался, чтобы звучать потише и по тембру напоминал змеиное шипение, что совершенно ей не шло. Я вылез из подвала на улицу, и набрал ее.

На этот раз она радостно сказала: «Привет!» Значит Германа рядом с ней не было. Я сказал, что хочу увидеться. Она подумав, сказала, что через час может быть где-нибудь в центре. Я сказал: «Отлично! В ОГИ на Чистых через час, только не позже, а то я напьюсь», – и отсоединился.

Наступал вечер и место наполнялось людьми. За мой столик пытались подсесть какие-то люди. Я отбивался, как мог. Новых мыслей не было.

Я продолжил читать Довлатова. Он действовал на меня жизнеутверждающе. Как песня California Dreaming, которую запустили в соседнем зале.

All the leaves are brown

And the sky is grey

I've been for a walk

On a winters day

I'd been saved and warm

If I was in a LA

California dreaming

On such a winter's day…[17]

Странная нестыковка текста и небесно-синей, переливающейся солнечной музыки, добавляла к радости ожидание чего-то. Не знаю, чего… Я подумал, что между Довлатовым и Mamas&Papas есть определенно что-то общее.

Я зачитался. Вошла Маша. К этому времени я не менее часа держал круговую оборону стула, что выглядело со стороны бедных посетителей, вынужденных пить стоя, нечестно.

Маша села, полистала меню. Я знал, что она не любит это место из-за накуренности, отвратительного обслуживания и вопиющей безысходности обстановки. Маша утверждала, что ее колготки после ОГИ всегда приобретают зацепы. Но врожденный аристократизм (у Маши в роду все мужчины последние 300 лет заканчивали службу в армии в чине не ниже генеральского) не позволял ей открыто критиковать место, выделяющееся бедностью.

А я решил, что этот разговор лучше вести на моей родной территории. Поэтому примиряюще сказал:

– Я уже выпил. Не хочу садиться за руль.

– Это отговорки. За руль твоей машины трезвый человек все равно сесть не сможет.

На самом деле, мой кабриолет VW Beetle 1969 года был шикарен. Прост, красив, надежен и недорог в обслуживании. Никому в голову не могло прийти, что владелец PR-агентства ездит на нем из экономии. Просто у него (владельца) такой стиль. Немного вудстоковский. Sex. Drugs. Rock&Roll.

От его покупки меня отговаривали все, кроме Антона. Мотя, который ездил на Рейндж-Ровере, предложил одолжить денег и не страдать херней. Я сказал, что любовь не купишь.

Маша сказала, что если машине больше лет чем ей, то ездить на ней опасно. Я отвечал, что машина стареет медленней.

В общем, я не пожалел. Мой Beetle был крепенький и совершенно не собирался рассыпаться на ходу, как обещали скептики. Нет гидроусилителя руля? – Надо качаться! Нет гидроусилителя и тормозов? – Тормоза придумали трусы.

А когда я несколькими быстрыми движениями снимал с него крышу, превращая в настоящий кабриолет, то у любой стоящей рядом девушки захватывало дыхание. Ей, наверно, казалось, что вот также уверенно я буду раздевать ее…

Маша заказала лениво подползающей официантке хачапури и бокал бочкового грузинского вина.

Я начал рассказывать. Виски окончательно освободил меня от обязательств, данных в расписке. То что я говорил очень не нравилось Маше.

– Так что думаешь? – спросил я.

– Да ничего, – сказала Маша. – Ты получил заказ от богатого идиота, который помешался на оккультизме. Какая связь с Химиком? Тем более, он умер не от калипсола, а от чеченцев. Кто еще станет запугивать, отрезая головы?

– Какая связь? Лиля вздрогнула, когда я сказал про Дейр-Эль-Бахри. И спросила, не оттуда ли я.

– Тебе показалось. Лиля чувствует свою вину в смерти Химика. Уехала зачем-то в Питер, оставила его один на один с отморозками. Она хотела, чтоб ты отвязался. По крайне мере, это следует из твоего же рассказа.

– А ты не хочешь сама с ней поговорить?

– О чем? О том, что у тебя крыша поехала на нервной почве? Послушай, Герман тоже иногда колется. Его Химик научил. И что теперь? Жив-здоров. Никаких Дейр-Эль-Бахри. Хватит! Слышишь? Хватит! Выбрось все из головы и займись работой. У тебя в кои-веки появился шанс скопить на первый платеж за квартиру. А главное, – не умничай.

– Знаешь, какой правильный ответ на «не умничай»?

– Знаю.[18]Но ты лучше займись зарабатыванием денег.

Я ответил народной мудростью, что всех денег не заработаешь, и часть придется украсть. Хотя что и откуда я могу украсть? Предложил ей не злиться.

Маша сказала, что она не злится, что ей пора и попросила меня ее отвезти домой. Я отбился, сказав, что выпил, хочу посидеть еще, а машину брошу здесь, но, как джентльмен, готов посадить ее на такси. Она поклонилась по-японски. Как гейша. Потом ушла, не оглядываясь.

Я продолжил читать и пить, а когда виски кончился, все-таки вернулся домой на машине, потому что пьяному мне проще вести машину, чем ходить. Слава Богу, менты по дороге меня не тронули. Я пообещал сам себе, что сел пьяный за руль в последний раз.

* * *

В понедельник я пришел на работу необычно рано. С похмелья не спалось. Все утро разбирал ксероксы с мониторингом слов ФФ. Крыса вела себя подозрительно тихо. Не шутила. Не язвила. Смотрела на меня осторожно. Я приписал это полученной из моих рук премии.

Когда мы сидели с ней, обсуждая дальнейшие действия, зазвонил телефон. Это была Любочка поэтому, нажав кнопку громкой связи, я ответил: «Да».

«Вам звонят из прокуратуры». Я вздрогнул и тут же перевел громкую связь в тихую. Меня очень пугают такие звонки. В них никогда ничего хорошего не бывает. Мои глаза поднялись на Крысу. Она не шелохнулась. Мне пришлось дополнить свой взгляд словами: «Могу я поговорить один?» Крыса недовольно поднялась и вышла.

– Любочка, кто там? Зачем мы прокуратуре?