Дамочка с фантазией - Елена Арсеньева

Валентина сидела, не поднимая головы, покорно слушаяотповедь мужа и вяло перебирая фотографии. Вот точно такая же фотка, как та,что напечатана в газете. Она ее сразу узнала. Сделана фотография именно что столет назад… вернее, шестнадцать – на дне рождения Олега, который они отмечали втатарской деревне Пильно, куда Валя Залесская (нет, в ту пору еще Кукушкина!)приехала на практику после мединститута. Она была просто счастлива увидетьОлега Пластова, который кончал лечфак двумя годами раньше. Они были мелькомзнакомы в институте, но тут, в этой богом забытой татарской глуши, встретилиськак самые родные и близкие люди. Для Валентины Олег был и наставником, и гидом,и переводчиком, он да его первая жена Роза Шарафутдинова, которую он в Пильнонашел – там и потерял: Роза умерла от родов. Валентина тогда лежала сосломанной ногой на вытяжке. Сорок пять суток пяткой к потолку, в гипсе! Врагуне пожелаешь. Роды у Розочки принимал совсем молодой врач, неопытный… Его виныв смерти Розы и ребенка не было, но долгие годы потом Валентину не оставляламысль, что, окажись она на месте этого неловкого мальчишки, Розу удалось быспасти. Они были такими друзьями в те годы! Казалось, их невозможно разлучить.А смерть разлучила… После отработки Валентина вернулась в Нижний совсем другая– с седой челкой (кроме смерти Розы, многое там еще произошло, что хотелосьзабыть и не вспоминать) и такая худая, что юбку вокруг себя можно было обернутьдважды, только на булавках и держалась. А потом долгие годы ей снился один итот же сон: как она, только что приехавшая докторша, ничего не знающая, ничегоеще не понимающая, идет по деревне от больницы к почте. На крыльце почты стояттатарки в своих ярких платках и мягких чувяках, которые Валентине сначалаказались ужасно странными, и только потом она расчухала, какая же это удобнаяобувь! Стоят, значит, татарки и смотрят на Валентину, бормоча между собой:«Маэм, маэм…» Валентина ничего не понимает, но улыбается им во весь рот. А самадумает: ну что я улыбаюсь, как дура, может, они меня костерят на все лады! Ивдруг раздается ласковый, чуточку усталый голос Розы: «Дурочка, да они же тебяхвалят, нравишься ты им, понимаешь?» Почему-то этот простой, даже очень милыйсон доводил ее до таких слез, что с трудом удавалось успокоиться.

Валентина только-только вышла из больницы, еще с палочкойпередвигалась, когда Олег уехал из Пильно. Отвел сороковины по жене и вернулсяв Нижний. Краем уха от общих знакомых Валентина изредка слышала, что Олег живетнормально, снова женился – на женщине с ребенком. Рассказывали, что приемныйсын у него – очень толковый парнишка, а жена вроде больная, но живут онидружно… Они больше не виделись все эти годы, да, по сути дела, Валентина почтине вспоминала старого друга, но сейчас казалось – спать не сможет, если непоговорит с ним, если не скажет, до чего же потрясена случившимся!

А может быть, Валька-зануда прав? И нужны эти выражениясоболезнования только ей? А Олегу они вообще ни к чему? Может, Валентининзвонок его вовсе не утешит, а только напомнит о старой боли – неведомо, утихшейили нет, потому что он очень сильно Розу любил, безумно, и горевал так, чтоедва не погиб от тоски по ней. И надо же было случиться, чтобы в квартире егоприемного сына, ставшей могилой молодого парня, уцелела именно эта стараяфотография! Роза давно в могиле; Олег вторично похоронил родного человека…Ничего себе! «Будем надеяться, что хотя бы эти красивые девушки избежали всвоей жизни бед и потрясений, которые не обошли стороной ни самого ОлегаПластова, ни его семью!» – так написано в газете. Очень страшно, между прочим,написано… По сути дела, только она, Валя Кукушкина-Залесская, одна из всехтроих пока что обходилась в жизни без серьезных бед и потрясений. Но разве непотрясение: наткнуться на эту статью, на эту фотографию в кабинете опера,который допрашивал ее по поводу жестокого убийства молоденькой девушки!

Неужели Валька не понимает, как задело жену сегодняшнеесмешение этих трагедий?

Ой, ладно придираться к хорошему человеку. Валентин и такчуть жив, бедняга. Совсем отупел от происшествий, которые на него обрушились.Небось всерьез трясся, что товарищ Комзаев вдруг возьмет да и отправит еголюбимую женушку на нары!

– Ладно, солнышко, – пробормотала Валентина со всейвозможной в такое время суток, после таких пертурбаций, супружеской нежностью.– Ты прав – пора спать, родной мой. Иди ты первый в ванную, а я тут все покасоберу, ладно?

Потрясенный ее покладистостью, Залесский замер было, потомсверкнул на Валентину, можно спорить, повлажневшими от умиления глазами и нарысях, пока своенравная дама не передумала, понесся включать газовую колонку.

Да что уж тут думать-передумывать! Некогда уже. Завтра квосьми на работу. Если сегодня Валентина работала в вечернюю смену, то завтрапридется выходить в утреннюю. И первые больные, конечно, припрутся ровнехонькок восьми, и с первых минут рассядется по стульчикам-диванчикам в коридоредлиннющая очередь, и никто даже знать не захочет о том, какие потрясенияпережила накануне доктор Залесская.

Сколько там, на часах? Мама дорогая! Три! Хоть бы немножечкопоспать перед тем, как снова полдня смотреть в телевизор!

Пардон, конечно. Кто-то не знает? Гинекологи называют«телевизором» смотровое кресло. Они ведь все жуткие циники, гинекологи, – чтоженщины, что мужчины. Особенно женщины! На эту тему Олег Пластов когда-тоострил, насчет полного отсутствия романтики у Валентины, и радовался, чтоРозочка у него педиатр, то есть еще сохранила какие-то детские, романтическиеиллюзии насчет отношений полов…

Зазвонил телефон.

Мгновение Валентина тупо на него смотрела, недоумевая, ктоможет возникнуть среди ночи, потом схватила трубку:

– Алло?

– Валентина? Это ты? – спросил мужской голос.

И она, дура, была до такой степени зациклена на мыслях обОлеге Пластове, на воспоминаниях о нем, что заорала как ненормальная:

– Олег! Это ты, Олег?

Воцарилось затяжное молчание, потом чрезвычайно вежливыйголос растерянно проговорил:

– Ради бога, извините за такой поздний звонок. Я, видимо,номером ошибся. Спокойной ночи, извините меня еще раз, пожалуйста.

Послышались гудки.

– Бли-ин… – протянула Валентина, несколько раз не сильно, новсе же чувствительно ударяя себя по голове. – Ну не блин ли, а? Это ж ВолодькаДолохов звонил! Наверное, приехал домой, увидел со двора, что у нас свет горит,и решил отметиться. Что он обо мне подумает, интересно знать?!

Да, интересно… Небось Долохов решит, что ненароком проник втайну ветреного девичьего сердца своей соседки, и будет мучиться вопросом, какс этой тайной стыкуется существование Вальки Залесского, его наипершего инаилепшего корефана.