Секс без людей, мясо без животных. Кто проектирует мир будущего - Дженни Климан

Но для онлайн-армии женоненавистников, столь позитивно реагирующих на каждый новый заголовок о пришествии секс-роботов, Саманта, Хармони, Ева и Рокси привлекательны как раз из-за отсутствия человечности; они вожделенны, потому что не умеют думать, чувствовать и решать за себя. Возможно, Серхи и начинал работу над роботом для того, чтобы лучше понять человеческий мозг, но в итоге оказался у начала конвейера, который потенциально может ослабить нашу эмпатию. У начала конца человеческих отношений.

 Выставка «Роботы» в лондонском Музее науки — словно хит-парад робототехники, перекличка самых известных андроидов со всего мира. Вот Гарри, робот-партнер от Toyota, который покачивается и пританцовывает, играя залихватскую мелодию на трубе. Вот Honda P2, первый робот, который пошел как человек, — из-за круглого шлема-головы и кремового тела он выглядит так, будто надел скафандр, один из тех, что выставлены в космической галерее дальше по коридору. Вот Пеппер — милый маленький робот-компаньон с анимешными глазками, который стукается кулачками с восторженными посетителями, выстраивающимися к нему в очередь.

— То, что мы здесь видим, это кладбище современной индивидуальности, — хмурится доктор Кэтлин Ричардсон. — Воплощение идеи, что все мы просто машины.

Кэтлин пришла сюда не для того, чтобы стукаться кулачками с Пеппером. Она директор «Кампании против секс-роботов» (Campaign Against Sex Robots, CASR), начатой в 2015 году и зародившейся на конференции по этике в Университете Де Монфор в Лестере, где она занимает должность профессора этики и культуры роботов и ИИ. Я договорилась встретиться с ней на выставке, думая, что это колоритное место для того, чтобы послушать рассказ о ее кампании; и хотя присутствующие роботы явно не имеют отношения к сексу, Кэтлин не видит в них ничего забавного.

— Кампания кажется совершенно необходимой реакцией на, как мне представляется, очень мрачный период в развитии человечества, — говорит она мне, пока вокруг нас шипят и жужжат роботы. — Мы живем в мире, который пытается всех нас убедить, что мы не связаны друг с другом как люди, что на самом деле мы одиноки во Вселенной, что мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве и что мы можем использовать других людей как свою собственность. Эта выставка — дань современному индивидуализму, обществу, которое хочет взаимодействовать с предметами, будто это люди.

Эта кампания, согласно сайту, «группа активистов, авторов и ученых, разрабатывающих новые и остро необходимые феминистические и аболиционистские взгляды на роботов и ИИ». Они призывают правительства запретить в законодательном порядке появление секс-роботов, «пока еще не поздно».

«Мы верим, что развитие секс-роботов еще больше сексуально объективирует женщин и детей, — гласит их программное заявление. — Мы выражаем несогласие с доводами, предполагающими, будто секс-роботы помогут сократить сексуальную эксплуатацию и насилие против проституированных личностей, и указываем на все свидетельства того, что технология и проституция сосуществуют и подкрепляют друг друга, вызывая все больший спрос на человеческое тело».

На сайте выложена большая устрашающая черно-белая фотография Кэтлин на фоне стены с коллажем из кошмарных изображений Марии — канонического робота из «Метрополиса». Кэтлин — в черном, с черным каре с небрежной челкой, без макияжа, ее темные и суровые глаза вперились прямо в объектив. Самим своим нонконформизмом она подпадает под конформистский стереотип злобной феминистки, как ее себе представляет мужская часть интернета, и не собирается за это оправдываться.

— Идея секс-кукол основана на уже существующей в обществе мысли, что женщины — это собственность, что женщины — неполноценные люди, недолюди и к ним можно относиться как к форме собственности, — рассказывает она мне, пока позади нее уважительно кланяется Кодомороид — до жути реалистичный японский гиноид в образе ведущей новостей. — Создание робота, с которым теперь можно заняться сексом, — логическое следствие представления о современной индивидуальности как обособленной, разоб­щенной и отделенной от остальных. Секс — это опыт людей, а не тел как собственности, не отделенных разумов, не предметов. Это наш способ обрести человечность вместе с другим человеком.

Подход Кэтлин столь же феминистический, сколь и марксистский: она думает, что секс-роботы указывают на избыточность, присущую обществу потребления; они воплощают самое худшее в необузданном капитализме, потому что превращают отношения в товар.

— Люди, которые их делают, говорят, что это не просто инструмент для мастурбации; они доводят логическую идею об индивидуальности до крайности, они заявляют: «С этой куклой можно завести отношения. Она может стать вашей девушкой. Она может стать вашей женой. В будущем вы сможете жениться на этих кук­лах». Эта изолирующая сила последовательно воздействует на наши отношения.

В этом так просто не разберешься.

— Значит, секс-роботы угрожают человеческому взаимодействию? — спрашиваю я.

— Определенно, — кивает она. — Более того, сегодняшний технологический рост уже угрожает человеческим взаимодействиям, потому что он зиждется на идее индивидуальности. Задумайтесь: айфон, айпад. Везде I — «я».

Я задумываюсь — и не уверена, что все поняла, но Кэтлин уже не остановить.

— Власти предержащие не хотят, чтобы люди объединялись и создавали друг с другом отношения, они хотят превратить людей в обособленные, индивидуальные атомы, которые потребляют товары. Сегодня вышел доклад Oxfam, где говорится, что на данный момент половина богатства мира принадлежит восьми людям. Единственное, что есть у нас, не входящих в эту элиту, это мы сами. Если предпринять меры и отменить практики, которые держат нас в изоляции и отделенными друг от друга, у нас появится шанс изменить что-то в мире.

— И ответ — запретить роботов? — спрашиваю я. Кэтлин впервые запинается.

— Музеи — подходящее место для роботов. В нашей жизни определенно должна быть автоматизация, она может быть довольно полезной для нас как людей. Но проблема, опять же, происходит от концентрации власти в руках меньшинства.

На самом деле у CASR нет четкой позиции в отношении того, стоит ли объявлять секс-роботов вне закона. Сперва они требовали запрета, потом призывали к серьезному изучению этических последствий, а потом проводили кампании за «общественные слушания перед разработкой законодательства», не уточняя, каким должно быть это законодательство. Кампания Кэтлин больше критикует, чем мотивирует, и притом критика эта не самая упорядоченная и простая для понимания: она опирается на весьма своеобразные академические определения личности и секса — очень специфическое мировоззрение. Бесконечно далекое от Фарры, Мэтта или Дэйвкэта.

— Я встречалась с некоторыми из создателей этих роботов. Они говорят, что просто хотят принести счастье людям. Говорят, у их роботов есть терапевтический потенциал, что роботы создают иллюзию общения для людей, у которых иначе общения не будет, — говорю я.