Осень&Детектив - Евгения Михайлова

– А за ним? – Ирка кивнула на череп.

Я вздохнула.

– Чур, ты звонишь! – сказала подруга.

– Почему снова я?

– Потому что это ты виновата!

– Я никого не убивала!

– Это понятно, он там лежит много лет. Ты виновата в том, что сглазила, когда упомянула косточки, которые трещат!

– Убедила. – Я достала из кармана мобильник и набрала до боли знакомый номер. – Сереженька…

– Что? – Полковник Лазарчук моментально напрягся.

– Ты только не сердись, пожалуйста, но мы с Иркой и детками опять совершенно случайно нашли…

– Сколько?

– Чего – сколько?

– Не мямли, говори прямо, сколько трупов вы нашли?

– Ой, да всего один! – Я обрадовалась, что мы не оправдали худшие ожидания полковника.

– И, может, даже не весь! – сунулась к трубке Ирка.

Она хотела как лучше, а получилось как всегда: Лазарчук еще больше разволновался.

– Что значит – не весь? Там расчлененка?! Детей хоть уберите, идиотки!

– Не идиотки мы, – с большим достоинством сказала я, оттеснив плечом Ирку. – Просто находчивые.

– И веселые, ага, – в трубке забулькало. Очевидно, Серега не смог проглотить нашу весть всухомятку. – Так, коротко и по существу: где вы?

– В моем дворе.

– А труп где?

– Тут же, прямо в центре.

– Посреди двора лежит? – неприятно удивился полковник. – Стоп, может, он еще живой?

– Вот уж точно нет, поверь мне!

– Ладно, адрес я помню, сейчас к вам подъедут. Не топчитесь там и ничего не трогайте! – И старый друг швырнул трубку.

– Дети, отойдите в сторону! – Ирка отогнала от пня Масяню и Манюню, огляделась и сориентировалась: – Идите на качели!

– О нет! – простонала я.

Древняя – ровесница спиленного ореха – качелька в виде перекидной доски скрипит так громко и жутко, что морально не готовые к этому детки начинают горько плакать, едва воссев на нее. А взрослые выглядывают в окна, свисают с балконов и нехорошо ругаются, требуя прекратить это безобразие.

Сейчас сбежится весь квартал, и утаить такую интригующую находку, как череп в клумбе, не получится! Лазарчук нас за это не похвалит.

Хррр-тррр-уииииии! – взвыла качелька – настоящая королева баньши.

Я схватилась за голову, а Ирка спокойно скомандовала:

– Стоп машина!

Качелька зависла. Подруга подошла к ней, извлекла из своей сумки пластмассовую масленку с длинным носиком, деловито повозюкала ею и разрешила:

– Продолжайте.

Масяня (или Манюня) оттолкнулся от земли и полетел вверх, Манюня (или Масяня) качнулся вниз. Туда – обратно, туда – обратно… В полнейшей тишине!

– Ирка, ты гений! – убежденно сказала я подруге. – Я бы никогда не додумалась носить с собой машинное масло…

– Почему только машинное, у меня и сливочное есть.

– Нет слов. – Я развела руками.

В благословенной тишине мы наблюдали, как счастливые детки на качельке то воспаряют, то снисходят. Потом во двор закатилась машина, из которой вылезли строгие парни с цепкими взглядами.

– Ну и где? – остановившись в двух шагах от нас с Иркой и бегло оглядевшись, спросил один, так недовольно, будто его не обрадовало отсутствие обещанного трупа посреди двора.

– Там, – подсказала я и потыкала пальчиком в яму.

Парни подошли, посмотрели. Они переглянулись, хмыкнули и скомандовали нам с Иркой:

– Отходим, гражданочки.

Мы отошли, наблюдая, как один из парней достал из багажника саперную лопатку и оба полезли в яму. Что они там делали, за их спинами и раскидистым пнем было видно плохо, но вылезли ребятки с небольшим пакетом, черным, как для мусора.

– Целый труп туда никак не мог поместиться! – уверенно сказала мне Ирка и пошла к яме. Я – за ней.

В разворошенной черной земле уже ничего не белело. Череп исчез.

– Эй, а как же остальное? – обеспокоенно воззвала я к парням, но они мой вопрос проигнорировали, сели в свою машину и уехали.

– Нормально, а? – Я возмущенно посмотрела на подругу. – Похоже, они только череп забрали, а остальное так и осталось!

– Если сами поленились копать, могли бы нас попросить, – сказала Ирка и поправила сумку на плече. Она задумалась: – Вообще-то у меня есть два прекрасных совочка для песочницы, они очень крепкие, железные, еще советские…

– Масяня и Манюня разве до сих пор возятся в песочнице? – некстати удивилась я.

– Нет, конечно, но иногда бывает нужно их чем-то занять, а что может быть увлекательнее и полезнее, чем физический труд на свежем воздухе, – поделилась ценным педагогическим опытом подруга. – Тем более сейчас осень, лучшее время для садовых работ.

– А сегодня можете раскопать обезглавленный труп, – благосклонно кивнула я.

– Намекаешь, что это будет вредно для детской психики? – Заботливая мать задумалась. – Да, пожалуй. Но как же психика обитателей вашего дома? Представь, как они будут шокированы, если безголовый скелет выроют и станут грызть собаки!

– Жуть! – поежилась я.

Ирка немного подумала, а потом гаркнула:

– Крошки мои, ко мне!

Масяня и Манюня примчались на зов, и мы вместе свалили обратно в яму растопырчатый пень.

– Ну вот, теперь собаки останутся ни с чем, – вытирая руки влажной салфеткой, сказала Ирка.

Я осмотрела получившуюся заградительную конструкцию и согласно кивнула: да, и собаки тут не поживятся, и Горблагоустройство изрядно повозится, повторно доставая пень. Хотя на этот раз он лег в яму боком, часть корней торчала вверх, и рабочим будет за что ухватиться, чтобы вытянуть его. Торчал и злосчастный железный штырь, затруднивший работу дядьке-корчевателю.

– Дай-ка и мне салфетку, – попросила я подругу, присматриваясь к арматурине.

На ее конце имелось небольшое утолщение.

Я потерла его салфеткой и опять оглянулась на Ирку:

– И масло свое давай!

– Какое? – уточнила моя запасливая подруга.

– Которое в масленке!

– Они оба в масленках, только в разных.

Блин! Вот нужны мне сейчас муки выбора?!

– Машинное давай, тут столетняя ржавчина!

Ирка тут же подскочила ко мне с запрошенной масленкой в руке и живым интересом на лице.

– Ух ты! А что это? – Она потрогала утолщение на конце железного прута. – Гайка? И что? Зачем она тебе?

– Затем, что никакая это не гайка. – Пыхтя и сопя, я с помощью масла, салфетки и ругательных заклинаний кое-как стянула с бурого от ржавчины прута черно-серый набалдашник. – По-моему, это кольцо!