В стране кораллового дерева - София Каспари

«С этих нельзя спускать глаз», — подумал дон Эдуардо.

Когда в комнату вошла Анна, Калеб спал, но его руки беспокойно дергались на свернутом в несколько раз покрывале. Сначала она боялась смотреть на лицо мужа, до того обезобразила его болезнь. Анна еще немного молча посидела рядом с матерью и сестрой. Пьяный отец вскоре захрапел. Наконец Анна медленно подошла к кровати мужа и оцепенела. Лицо Калеба стало очень узким, щеки — впалыми. Под глазами залегли темные круги. На щеках теплился румянец. На высоком лбу виднелись капли пота. При мысли о том, как редко она думала о муже во время плавания, Анна испытала угрызения совести. При этом девушка вспомнила, как они с Калебом мечтали о жизни в Новом Свете, без оглядки на прошлое. Они хотели смотреть только вперед, что бы ни случилось.

Анна вытянула руку, но не решилась дотронуться до мужа.

Некоторое время девушка так и стояла, не шевелясь.

— Калеб, — прошептала она наконец.

Он не двигался. В тот миг Анна с трудом сдерживала слезы. Она вспоминала, как они вместе мечтали о крестьянском подворье, о маленькой плотницкой мастерской, которую хотели открыть в Буэнос-Айресе или в другом городе. Ведь им говорили, что здесь нужны ремесленники. Они мечтали о маленькой семье: как обзаведутся детьми и будут неразлучны. Анна и Калеб верили, что в Аргентине им будет лучше, чем в Старом Свете. Калеб был молод и хотел сначала помочь построить дом ее отцу, а потом…

Анна опустилась на колени перед кроватью. И когда она наклонилась вперед, чтобы положить голову на покрывало и почувствовать знакомый запах, то не смогла сдержать слез. Этот запах был ей незнаком. Пахло кем-то совершенно чужим, а еще болезнью… и нищетой…

Лишь немногое было знакомо здесь Анне — запах водянистого супа и затхлый воздух. Девушка закрыла глаза и почувствовала, как катятся слезы, подрагивают веки, как капельки стекают по щекам, и в носу у нее стало мокро. Она осторожно дышала ртом. Может быть, в Калебе осталось хоть что-то знакомое, что ей удастся узнать. Может, если она постарается, то найдет в нем что-то близкое и родное, хоть и оплетенное теперь болезнью.

Анна глотала слезы и вздыхала, но испугалась, когда внезапно услышала голос Калеба:

— Анна?

Он звучал тихо, удивленно и одновременно радостно, и в этом голосе сохранились бархатные нотки и теплота. На какое-то время Анне показалось, что глаза ее обманывают, потому что голос был полон жизни и не мог принадлежать смертельно больному человеку.

Она почувствовала, как ее муж приподнялся, но так и не смогла взглянуть на него, у нее просто не было на это сил. Анна хотела слушать его голос, его ласковый, сильный голос.

— Ты наконец приехала, Анна? — Широкие ладони Калеба коснулись ее тела. — Я так по тебе скучал, Анна, так сильно скучал…

Девушка зарылась лицом в покрывало. Ее плечи дрожали от рыданий. Щеки давно стали мокрыми от слез, но она не хотела, чтобы муж видел, как она плачет. Он не заслужил этого. Она услышала, как он вздохнул.

— Ты плачешь, Анна?

— Нет, — выдавила она из себя, тут же раскаиваясь во лжи.

— Посмотри на меня, — попросил Калеб.

Анна отрицательно покачала головой, но он настаивал. И ей пришлось провести рукавом блузы по лицу, чтобы вытереть слезы, и лишь потом взглянуть на мужа.

«Как он отощал! — подумала Анна. — Он слишком худой. Он умрет».

Они не долго оставались серьезными. Калеб улыбнулся. Он все-таки смог улыбнуться — и Анна впервые почувствовала, что с ее души свалился пудовый камень. Эта усмешка, хорошо знакомая усмешка Калеба… Анна снова вытерла глаза и щеки рукавом блузы и улыбнулась в ответ. Она боялась, что Калеб больше не будет ей доверять, но все оказалось иначе. В тот момент ей казалось, что они никогда не расставались. Когда ее муж решил встать с постели, она хотела его поддержать, но он отказался от помощи.

— Мне уже лучше. На этой неделе я чувствую слабость, но на следующей снова выйду на работу. Вот увидишь.

Чуть позже Калеб встал с кровати, с трудом переводя дыхание. Куда подевались его мускулы, которыми он из озорства так часто раньше играл перед Анной, отчего она все время краснела? Где широкие плечи, к которым она припадала? Где задор, с которым он обнимал и кружил ее, словно перышко?

Этот задор был частью характера Калеба, но ничего подобного больше не было, будто его вытеснила болезнь. Анна вновь хотела уложить мужа в постель.

— Пожалуйста, Анна, — вымолвил он, — я не хочу чувствовать себя больным. Заставь меня поверить в то, что наши мечты еще могут осуществиться.

Анна молчала. Что она могла ответить на это? Ей на ум ничего не приходило.

Калеб снова ей улыбнулся.

— А сейчас пойдем, я хочу показать тебе окрестности, — сказал он. — Потом я познакомлю тебя с Лукой и Марией. Они будут рады тебе.

— Он так тебя ждал, — медленно произнесла Мария, словно подбирая слова. — Калеб очень часто говорил о тебе, Анна.

Анна взглянула на мужа, который сидел на лавке перед маленьким домом Марии и ее мужа Луки и грелся в лучах заходящего солнца. Она была знакома с Марией только час, но уже полностью доверяла молодой итальянке. Собственно говоря, это произошло в тот момент, когда Калеб познакомил ее с Марией и Лукой. С первого дня знакомства Анне нравилось навещать эту пару. Лука говорил почти исключительно на итальянском, немного на испанском и к тому же выучил пару фраз на немецком. Мария, изящная брюнетка, владела немецким так же хорошо, как и итальянским, но неплохо знала и испанский.

Анна отпила апельсинового напитка, который Мария приготовила из воды, долек апельсина и цедры.

— Откуда ты так хорошо знаешь немецкий? — спросила она у молодой итальянки, не сводя глаз с Калеба: тот что-то обсуждал с Лукой, и на его лице сияла улыбка.

— Моя мать — немка, — ответила Мария.

Анна с любопытством взглянула на нее, но по выражению лица Марии было видно, что та не желает отвечать на многочисленные вопросы.

Некоторое время обе девушки сидели молча на двух маленьких табуретах, которые Мария вынесла на улицу. Калеб помог их смастерить.

«Он всегда был на все руки мастер, если дело касалось мебели», — с гордостью подумала Анна.

— Как Калеб с вами познакомился? — спросила она позже.

— Он вместе с Лукой работал на сеньора Брейфогеля.

Штефан Брейфогель, немец, уже более двадцати лет жил в Буэнос-Айресе. Об этом Калеб рассказал Анне по дороге к Марии и Луке. Штефан занимался доставкой и арендой пролеток. Калеб как работник ему очень нравился, потому что умел хорошо управляться с лошадьми. Но когда он стал слабее и начал часто кашлять, потерял место.

— Что подумают клиенты, — говорил с важной миной Брейфогель, — если мой конюх постоянно будет кашлять?

Сначала работу потерял Калеб, а потом и Лука, потому что вступился за друга.