1917. Кара до покаяния - Шамиль Куряев

И раз за разом Милюков бросает в зал свои знаменитые слова: «Что это – глупость или измена?» Господа депутаты подхватывают мысль оратора и кричат с мест: «Измена!» Впрочем, в конце концов это же говорит и сам Милюков: «Нет, господа. Воля ваша, уж слишком много глупости. Как будто трудно объяснить всё это только одною глупостью».

То есть депутат Государственной Думы, лидер одной из крупнейших партий, признанный «рупор оппозиции» публично обвиняет императрицу Александру Фёдоровну и назначенных при её содействии министров в государственной измене – в предательстве интересов России, передаче немцам военных секретов и подготовке позорного сепаратного мира. Доказательствами для такого беспрецедентного обвинения ему служат собственные домыслы, информация, полученная от анонимного лондонского собеседника, и (не в последнюю очередь) материалы вражеской прессы.

Исчерпывающую характеристику милюковской брехне дал не кто-нибудь, а известнейший разоблачитель «злодеяний царского режима» – социалист Бурцев: «Историческая речь, но она вся построена на лжи».

§ 3.3. В свете этого неизбежно возникает вопрос (который, впрочем, и был сразу же задан Милюкову черносотенцем Марковым 2-м): «А Ваши слова – это глупость или измена?»

Ведь немецкая печать периода Первой Мировой войны – это вам не российская печать, где могли написать что угодно! Немецкая печать находилась под полным контролем «Управления печати военного времени». И писали немецкие газеты только то, что было нужно германскому Генеральному Штабу и германскому правительству, – будучи инструментом немецкой разведки и рупором немецкой военной пропаганды.

Поэтому первая приходящая на ум мысль: выступавший был наивным, искренним дураком. Но вряд ли такое определение пристало учёному мэтру – магистру русской истории, чьи работы высоко оценивал Ключевский. Никак не получается представить себе «Милюкова-Дарданелльского» круглым идиотом! Он им и не был никогда. А вот политическим циником – был. Всегда. Именно политическим расчётом, осознанным стремлением «не прозевать момент» объяснялось внезапное доверие Милюкова ко всему, что пишут в газетах, – ибо запланированное совместное наступление сил Антанты в 1917 году грозило окончательно склонить чашу весов на сторону антигерманского блока (и, соответственно, до минимума снижало вероятность переворота и революции в стране-победительнице).

Подлинная причина предпринятого демарша заключалась в том, что к 1916 году оппозиция окончательно взяла курс на ниспровержение существующего строя (читай: курс на развязывание внутренней войны в воюющей России). Истинная цель милюковского выступления становится прозрачно ясна, когда его рассматриваешь «в общем контексте» – как часть организованного похода против собственного правительства; наряду со съездами земских и городских союзов, председателей губернских управ, военно-промышленных комитетов и т. д., с их откровенными резолюциями: «Государственная Дума должна неуклонно довести начатое дело борьбы с нынешним политическим режимом до конца». А распространившаяся в стране эпидемия шпиономании была для этого прекрасным «сопутствующим фактором»!

Кстати, достаточно откровенен был и Милюков в своей речи. Именно требование передачи власти Государственной Думе – в форме создания «ответственного кабинета» – составило чуть ли не половину её объёма! С этого Милюков начал (напомнив депутатам о событиях прошлогодней сессии): «Вы помните, что страна в тот момент под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием».

Тут же заодно им был использован в качестве аргумента пример Запада («непогрешимый образец» для любого русского оппозиционера): «Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств всё то доверие, все те элементы организации, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша».

§ 3.4. Ну, положим, то, что русские оппозиционеры мечтали о бесправном правительстве, сформированном Государственной Думой и ответственном перед ней, было известно давно. Это изначально было их главным требованием! А в августе 1915 года цель новосозданного «Прогрессивного блока» (объединившего почти всю думскую оппозицию): заменить правительство, ответственное перед царём, на правительство, ответственное перед Думой, – была официально озвучена. Но затянувшаяся война ещё больше разожгла их нетерпение: «Теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на котором она стояла в нормальное время нашей русской жизни, и пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою».

И если ранее либералы снизошли до заключения временного перемирия с правительством, то теперь они считают нужным возобновить боевые действия: «Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к её патриотизму и к её добросовестности. Можем ли мы это сделать теперь?» На этот риторический вопрос Милюкова Дума разразилась криками: «Конечно, нет!»

Отныне собственное правительство официально объявлено главным врагом. Почему? – ответ очевиден. Не из-за того, что в правительстве сидят «изменники», а потому что либералы отчаялись «уговорить» существующее правительство уйти добровольно и передать власть оппозиции: «Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе, ибо по отношению к этой власти и попытки исправления, и попытки улучшения, которые мы тут предпринимали, не оказались удачными».

Себя же оппозиция теперь чувствует «на коне» – мобилизованной, готовой силой захватить власть в стране: «С тех пор, как появилось в Четвёртой Государственной Думе то большинство, которого ей раньше недоставало; большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия». Какова фразеология!

Поэтому Милюков открыто объявляет войну правительству Российской Империи: «Мы говорим правительству, как сказала декларация Блока: мы будем бороться с вами, будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдёте». Однако! Разжигание внутренней междоусобицы в разгар тяжелейшей войны с внешним врагом Милюков ставит себе не в вину, а в великую заслугу: «Вы должны понимать и то, почему у нас сегодня не раздаётся никакой другой речи, кроме той, которую я уже сказал: добивайтесь ухода этого правительства. Вы спрашиваете, как же мы начнём бороться во время войны? Да ведь, господа, только во время войны они и опасны. Они для войны опасны: именно потому-то во время войны и во имя войны, во имя того самого, что нас заставило объединиться, мы с ними теперь боремся».

Финал речи был откровенным призывом к свержению законной власти (и одновременно – откровенным признанием того факта, что никакие «вины» правительства и вопрос их доказанности или недоказанности не имеют для оппозиции абсолютно никакого значения!): «Мы имеем много, очень много отдельных причин быть недовольными правительством. Если у нас будет время, мы их скажем. И все частные причины сводятся к одной этой: неспособность и злонамеренность данного состава правительства. Это – наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании. Поэтому, господа, во имя миллионов жертв и потоков пролитой крови, во имя достижения наших национальных интересов, во имя нашей ответственности перед всем народом, который нас сюда послал, мы будем бороться, пока не добьёмся той настоящей ответственности правительства, которая определяется тремя признаками нашей общей декларации: одинаковое понимание членами кабинета ближайших задач текущего момента, их сознательная готовность выполнить программу большинства Государственной Думы и их обязанность опираться не только при выполнении этой программы, но и во всей их деятельности на большинство Государственной Думы. Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной Думы и должен уйти».