Проклятие Черного Аспида. Книга 2 - Ульяна Соболева

— Если… не заберу тебя отсюда, сама здесь навечно и останусь, — прошептала очень тихо и обхватила хрусталь обеими руками, склоняя к нему голову, чувствуя, как слезы катятся по щекам. — безродная человечка, так ты меня называл. Глупая человечка. Такая глупая… только я теперь точно знаю, зачем в мир этот попала. Твоей родилась. Даже еще когда не было меня… уже тебе принадлежала, и не было у меня иной цели. Для тебя рождена, для тебя и умру… и сына нашего с собой заберу.

Вспышка жара была внезапной и очень сильной, настолько яркой, что я на секунду ослепла. Хрусталь под пальцами стал как кипяток и стек горящими каплями на пол, словно воск, а я сердце ладонью поймала. Ярко-алое, горящее пламенем. Платком мокрым накрыла и к ступеням метнулась, чувствуя, как от ликования дух перехватывает, и мое собственное сердце так же пылает и горит, как и драконье в платок спрятанное.

И куда бежать теперь? Где они болота эти… Как узнать? Но ноги сами ведут, бегу, не знаю куда, по тропинкам, по саду, мимо охраны, которая все еще не видит меня… Не видит пока мокрая, а значит, бежать надо быстрее. А впереди меня арка, по бокам сотни факелов, торчащих из драконьих пастей. Но нет времени и останавливаться нельзя. Побежала под аркой, и от жара кожа горячей становится, и чувствую, как одежда на мне высыхает, как волосы больше к спине не липнут… а значит, и невидимость моя испаряется. Пока крик не услышала.

— Эй. Ты. Кто такая?

И побежала быстрее, не оборачиваясь.

— Тревогааа. Ату ее. Взять, — затрубил горн, и я услыхала позади себя лай собачий, грубый, жуткий. Помчалась быстрее, в траву спрыгнула ногами горячими. В руках сердце держу и к себе сильнее прижать боюсь, чтоб не треснуло, не разбилось.

Кусты и деревья в волосы впиваются, плющ проклятый путает мои лодыжки, пытаясь удержать, колючие ветви терновника по лицу царапают. И позади слышится дыхание псов, зловонное, едкое. Оно до меня доносится и вызывает тошноту.

А сквозь него наконец пробивается запах тины. Значит, болота рядом, и надо бежать быстрее. Но ноги устали и исколоты, лицо в кровь исхлестано ветками. Собачьи пасти вот-вот в пятки вцепятся. Обернулась и от ужаса чуть не заорала — трехголовые, жуткие твари изрыгают синее пламя и несутся следом за мной. И не так за себя страшно, как за ношу свою бесценную.

До воды еще несколько метров осталось, но я уже не добегу… Остановилась, сердце к себе прижала и… вдруг увидела, что псы не идут дальше. Остановились, поскуливают, лапами перебирают, но не идут.

— Твари уродские. — крикнула я.

И шаг назад сделала, нога поплыла по грязи, и меня тут же затянуло в черную жижу. С такой стремительностью, что я от неожиданности громко вскрикнула. Псы покрутились возле берега и исчезли в кустах мертвого леса. А я, тщетно барахтаясь, пыталась удержать свой сверток на весу, подняв руку вверх. Вспомнила, как учила когда-то мать, когда трезвая была, что в болоте дергаться нельзя, иначе засосет еще сильнее и глубже. И где она, кикимора эта? Где искать ее?

— Спасите, — едва слышно прошептала. — Помогите, — уже громче. — Кто-нибууудь. Спаситеее.

— Че орешь?

Захлебываясь, почти по горло в жиже я с трудом повернула голову и увидела, как навстречу на деревянном плоте кто-то плывет с фонариком в руках. Запах тины и тухлой рыбы стал отчетливей.

— Помогите мне… пожалуйста, — взмолилась, пытаясь рассмотреть, кто там в темноте, но свет фонаря бьет по глазам, и мне ничего не видно.

— Взамен что дашь?

— Не знаю… чего ты хочешь?

— Сама предложи — понравится, возьму и тебя спасу, а не понравится, пойдешь ко дну.

Голос трещит и скрепит, как будто дерево на ветру. И что мне ей предложить… у меня кроме сердца нет ничего. На руку свою посмотрела со свертком, и в свете фонаря блеснуло кольцо обручальное, Вием подаренное.

— Кольцо царское дам. Самому Вию принадлежит.

— Покажи.

Подплыла ближе, и теперь мне видно голову косматую и глаза, поблескивающие в темноте. Она фонарь выше подняла и посветила мне на руку.

— Снимай.

— Не могу… сверток в руке.

— Выбрось.

— Дороже жизни он мне.

— Ну значит, тони…

Вода грязная уже до губ добралась. Я на силуэт посмотрела, потом на руку свою. Значит, утону. Зачем мне жить без него… смысл какой. Да и о малыше моем позаботиться некому. Глаза закрыла и ощутила, как грязь пол-лица скрыла, в эту секунду меня что-то схватило и вверх вздернуло. А через секунду я уже поперек плота лежала, пытаясь отдышаться.

— Кольцо давай.

Осторожно положила сверток и сняла кольцо с пальца, протянула ей. При свете фонаря теперь лицо ее мне видно. Страшное, с длинным кривым носом, покрытое зеленой паутиной и черными бородавками.

— Что в свертке?

— Бесценное.

— Куда везти тебя?

— К Тине… я от Пелагеи.

— От Палашки? — хохотнула кикимора, показывая гнилые зубы. — Так бы и сказала, я б тебя быстрее вытянула.

А сама кольцо рассматривает.

— Дура дурой, кольцо отдала. Царское…

Покрутила, повертела.

— Надевай и носи.

— Не могу, не положено мне… Но переплавить можно на пыль огненную и продать на мрынке.

— Мрынке?

Я выкрутила свои волосы, напитанные грязной водой, и подол платья. Так холодно, как во дворце, мне уже не было, но сырость пробирала до костей. Даже в трясине так неприятно не было.

— Мрынок. Там все продают, даже кости трехглавого купить можно. За пыль мне дадут лепестки Ришепелеста… И стану я такой красавицей, каких свет не видывал. Как сами русалки.

— Русалки?

— Тебе ли не знать… аааа… А красавицы… голодными никогда не бывают. Ыыыыыы, — она заржала и руками костлявыми в воздухе перебирает, — давно не отведывала человечины.

Стало мерзко, и я невольно отшатнулась от нее подальше.

— Не дергайся… я рыбой не питаюсь. Своих, даже дальних родичей, мне трогать нельзя. Закон такой. А нарушать не могу, чревато… Владыка наш водный пострашнее Вия будет.

— Какой рыбой?

— Что, думаешь, я запаха не чую? Несет от тебя за версту. Любая водная нечисть учует, кто ты такая.

— А кто я такая?

— Не знаю. Но не человечка точно.

Кольцо в карман спрятала и веслом гребет, гребет.

— Скоро прибудем. Про кольцо водной колдунье не говори — отымет. Я ей дань за год задолжала. Нечем отдавать было. Время сейчас голодное, лысое. Ни путников, ни искателей приключений. Люд сюда не захаживает, нечисть болото десятой дорогой обходит. Сижу вот… годами голодная, страшная.

— А ты замуж выйди, деток роди.