После нас - хоть потом - Евгений Лукин
Шрифт:
Интервал:
В Гришиной комнате скрипнула койка. Я удивился и, прихватив пистолет, направился к нему.
— А я думал, ты Люську пошел провожать…
Гриша неподвижно сидел на койке, уставясь куда-то в угол.
— Я не имел права втягивать тебя в эту историю, — глухо сказал он. — И ее тоже…
Неужели он весь вечер так просидел — глядя в стену?
— Ну пойди повесься тогда, — предложил я. — Чего уж теперь…
— Понимаешь… — сказал он. — Вернуть меня обратно — это для них дело принципа… Они не отступят, Минька.
— А ты меня не пугай. Я и так боюсь.
Он недоверчиво посмотрел на меня.
— Правда?
— А то нет? — проворчал я.
Помолчали.
— А хуже всего, конечно, то, — уныло добавил Гриша, — что они, в общем-то, правы…
— Слушай, ты! — рявкнул я. — Ангелочек! Они тебе что, много доброго сделали? Правы! Мухтар — и тот больше тебя соображает… Чего уставился? На хороших людей собака выть не станет!.. Почему Люську провожать не пошел?
Плечи у Гриши сразу опустились, взгляд потускнел — сидит, в стенку смотрит.
— Будет лучше, если мы с ней поссоримся…
— Поссоритесь?.. Ты с какого гвоздя сегодня сорвался?
— Если я вдруг исчезну… для нее это будет ударом.
— Ага… — сказал я, помаленьку приходя в себя. — Нормально… А раньше ты что же?
— Раньше она не относилась ко мне серьезно.
Вот так! А я думал, он ничего не понимает…
— Пойдешь завтра провожать! — бросил я. — И попробуй только не пойди!
Тут я спохватился, что постоянно тычу в Гришу стволом, и засунул пистолет рукояткой в карман.
Гриша моргал. Поссориться с Люськой — пара пустяков, а вот помириться… Внезапно лицо его прояснилось. Придумал, значит.
— Минька, — осторожно начал он. — Тридцатого наши всей сменой за грибами собираются… На автобусе…
— Не бери в голову, — сказал я.
— Да, но… Люся ведь тоже едет…
— Слушай, Гришк! Ты просто не знаешь, что я за человек! Вот попомни мои слова: стоит нам высунуть нос за город — и машинка заработает! По закону подлости — знаешь такой закон?.. В общем, никаких грибов, Гриша. Нельзя нам от майора отрываться…
Кончался август. И я не знаю, в чем дело, но только Наташка стала попадаться мне на глаза чуть ли не каждый день. Еле успевал на другую сторону переходить. Но однажды все-таки не уберегся.
— Ну куда ты полез, Миша! — услышал я совсем рядом ее рассерженный голос и, вздрогнув, остановился. — Куда тебя понесло? Вернись сейчас же!
Это она со своим пацаном воевала. Увидев меня, растерялась.
— Миша?.. Здравствуй…
А губы — ну совершенно детские. И носик такой пряменький, аккуратный…
— Привет… — осторожно отозвался я. — Как жизнь?
— Вот… погулять вышли… — ответила она.
Я смотрел на нее и соображал, что бы еще такое сказать.
— Я слышал, развелась ты…
— Развелась. А ты? Так до сих пор и не женился?
— Да некогда все, — сказал я. — Дела.
Тут подошвы моих кроссовок словно приплавились к асфальту, а рука сама прыгнула в сумку, где лежал пистолет. Вдоль решетки сквера прямо на нас шли трое молодых людей. Все одного роста, смуглые, горбоносые… Гортанно переговариваясь, прошли мимо. С Кавказа, видать, ребята… Я наконец обратил внимание, что Наташка меня о чем-то спрашивает.
— Дела? Какие?
— Такие дела, что закачаешься, — хмуро ответил я.
— Скамейку нашу помнишь? — спросила она вдруг.
Я буркнул, что помню.
— Сменили ее. Новую поставили…
— Серьезно? — сказал я. — Надо пойти посмотреть.
Она жалко улыбнулась уголком рта.
— Чего уж там смотреть…
Замолчали. Наташкин пацан штурмовал ограду сквера — протискивался меж прутьев туда и обратно.
— А у меня день рождения скоро…
— И что? — насторожившись, спросил я.
— Приходи. Если сможешь, конечно…
Так… Потянули телка за веревочку… Не дурачок ведь, понимаю, в чем дело. Все прекрасно понимаю. Не дождалась, выскочила замуж, промахнулась, развелась, вспомнила, что Минька Бударин до сих пор не женат.
— Не знаю, в общем… — промямлил я. — Мы тут, понимаешь, как раз тридцатого всей сменой за грибами выезжаем…
Кое-как унеся ноги, решил взглянуть на новую скамейку. Посидел на ней, потрогал гладкий брус, где раньше было вырезано крупно и глубоко: «НАТАША!» Ладно. По грибы — так по грибы. За мной ведь тоже, как за Гришей, глаз да глаз нужен. Оставь меня в городе — возьму да и сорвусь на день рождения, кто меня знает!
Кто-то остановился передо мной, постоял немного и сел рядом. Я покосился на подсевшего и увидел, что это Бехтерь.
— Ну, здравствуй, — неприветливо сказал я ему. — Что? Лавки другой не нашлось?
Бехтерь снял фирменные очки и долго тер переносицу.
— Ну хоть бы ты мне, что ли, объяснил, — с тоской попросил он. — Бил я его тогда или мне это так, от злости померещилось?
— От злости, — сказал я.
Бехтерь усмехнулся. Что-то плохо он выглядел — то ли больной, то ли усталый.
— Ничего, — сказал он. — Она еще с ним наплачется.
— Это почему же?
— Наплачется, — упрямо повторил Бехтерь. — Вот увидишь. Я-то знаю, что он за человек…
— А ты-то сам что за человек?
Бехтерь вдруг ухватил меня за руку.
— Минька! — сказал он. — Не хотел я с ним тогда драться, веришь? Хотел подойти, поговорить по-людски, с глазу на глаз… Она ведь заявление из загса забрала. Минька! А он даже говорить со мной не хочет. Морду воротит, понимаешь? Простите, говорит, мы с вами не знакомы… Ах ты, думаю!..
Бехтерь задохнулся и умолк. Так это он, выходит, один на один отделал того… которого я потом рейкой? Ай да Валька! Как же надо было разозлиться!..
— Не того ты отлупил, Бехтерь, — сказал я ему. — Не Гришу.
Он вскинул голову.
— Что… правда?
— Правда, — сказал я.
Бехтерь подумал, потом уныло кивнул.
— И что он теперь? Этот, кого я… В суд на меня, да?
— Да нет, Бехтерь, — вздохнул я. — Никто на тебя в суд подавать не будет…
Первый раз в жизни я говорил с ним не раздражаясь. А может, меня и раньше раздражал не столько сам Бехтерь, сколько этот его дурацкий фирменный оскал.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!