Человек напротив - Вячеслав Рыбаков

В ночи погасло еще чье-то окно. Еще кто-то решил, что на сегодня – хватит. Освещенных окон не осталось; все заснуло. Неподвижность и тишина.

Позади что-то произошло. Словно беззвучный мощный хлопок коротко дунул Симагину в затылок. Симагин обернулся.

На том самом стуле, где какой-то час назад отдыхала его Ася, сидел человек.

Он был худощав и смугл, и красив. Горбатый нос, полные улыбчивые губы, блестящие живые глаза. Благородная седина на висках; волосы слегка курчавились. Одет Симагину под стать: мягкие вельветовые джинсы, пузырящиеся на коленях, безрукавка навыпуск, черные матерчатые шлепанцы. Свой парень.

– Так вот ты какой, – чуть хрипло проговорил Симагин.

Тот, кто сидел напротив, покровительственно улыбнулся и встал. Подошел к Симагину легкой, упругой походкой; подал руку. Симагин машинально протянул свою. Рука гостя была сухой и очень горячей, пожатие – удивительно дружелюбным.

– Рад наконец-то познакомиться и лично засвидетельствовать свое почтение, – произнес гость. Бархатный, медоточивый голос. – Добрый вечер.

– Добрый вечер, – машинально ответил Симагин.

– Откровенно говоря, еще с момента твоего появления на нашем горизонте я ждал, что ты захочешь как-то пообщаться. Но… если гора не идет к Магомету, то Магомету ничего не остается, как записаться в секцию альпинизма. – Гость рассмеялся, а потом вернулся на свое место и удобно развалился напротив Симагина. – Я не гордый, – заявил он, а потом со значением добавил: – В мелочах.

– Я тоже не гордый, – ответил Симагин. Он был ошеломлен и не мог пока справиться с собой. Оставалось принять предложенный тон и ждать, когда что-то разъяснится. Мистический ужас улегся, улеглись вставшие дыбом волосы; осталась тревога. Сердце билось мощно и часто. – Просто не пришло в голову, знаешь. Сижу тихохонько в своей щели, – сказал он на пробу, – наблюдаю мироздание…

– Вот это ты правильно поступаешь, – проговорил человек напротив с неожиданной серьезностью. Так, подумал Симагин. Уже понятнее. Я же никогда ни во что всерьез не вмешивался до сих пор – а тут решил. И сразу удостоен визита.

– Мне ты чаю с лавандой и мятой не предложишь? От нервов?

– С удовольствием. А ты разве пьешь?

– Странный вопрос. Мне ничто человеческое не чуждо. Как и тебе, насколько я понимаю, – не отрывая от Симагина взгляда, он мотнул головой в сторону Антошкиной комнаты. Симагин лишь сощурился чуть-чуть и даже не покосился туда. Воровать у Аси ее наготу, да еще в присутствии этого… – Все мы где-то люди.

– Я сейчас согрею чайник, – сказал Симагин и шагнул к плите. Гость хохотнул почти с умилением.

– Ты великолепен. Эта женщина будет последней дурой и психопаткой, если уже через несколько дней не начнет целовать твои следы. Как ты цепляешься за человеческое… Скажи-ка, сколько наносекунд тебе понадобилось бы, чтобы вскипятить Средиземное море?

Электрической зажигалкой Симагин зажег газ и поставил чайник на огонь.

– Надо посчитать, – сказал он задумчиво. – Но, собственно, какая разница. Я все равно никогда этого не сделаю. И вот что: есть предложение. Не надо даже взглядами Асю беспокоить. Она думает, что она там одна – пусть так и будет.

– Как скажешь. Хотя я на твоем месте спровадил бы незваного гостя поскорее и обеспокоил ее не только взглядом. Она ведь ждет тебя, неужели не видишь? Поверь моему опыту. Она никогда не простит тебе, если ты позволишь удивительному вечеру закончиться просто так, мирным сном. Или… прости за нескромный вопрос, но я чисто по-соседски… может, от большой возвышенности души ты опять стал импотентом?

– Не знаю, – хладнокровно ответил Симагин. – Давно не проверял.

– Тут я могу помочь практически в любой ситуации, причем совершенно бескорыстно, – заботливо похвастался гость. – Ты же понимаешь, на плотских утехах я поднаторел, как, наверное, никто. Что, действительно проблемы – или ты просто отшучиваешься?

Прислонившись спиной к холодильнику, Симагин сложил руки на груди и пристально, совсем спокойно оглядел гостя.

– Так вот ты какой, – повторил он уже без дрожи в голосе. Даже с каким-то удовлетворением: интересно ведь, как ни крути.

– Что, странно? – опять хохотнул тот. – Не вонючий, не хромой… Ну сам посуди: ты, с твоим могуществом, стал бы ходить прилюдно, скажем, со стригущим лишаем? Только если бы это понадобилось тебе самому. Так и я.

Он снова встал и вдруг страшно преобразился: не человек, но жуткая глыба беспросветного, засасывающего мрака. Красноватым огнем полыхнули треугольные глаза. Картинно запахнувшись в длинный плащ, он величественно поковылял поперек маленькой кухни, приволакивая ногу и тяжело опираясь на постукивающую по линолеуму массивную трость с инкрустированным исполинскими бриллиантами набалдашником. Бриллианты колко отсверкивали в обыденном голубом свете газовой горелки; паутина выбрасываемых ими при каждом движении трости синих лучей, казалось, похрустывала, как хрустит под ногами промороженный чистый снег.

– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо! – пророкотал он почти на инфразвуке. Жалобно запела посуда. Надсадно задребезжало в раме оконное стекло, словно отзываясь на дальнюю канонаду. Миг – и жидко потекшие контуры сгустка вселенского мрака вновь слепились в поджарого дружелюбного парня, чуть фатоватого, но обаятельного. Лукаво глядя на Симагина через плечо, он дурашливо, откровенно кривляясь, спросил: – Воланд, а?

И уселся опять. Положил ногу на ногу и сплел пальцы на колене; шлепанец обвис в воздухе, обнажив голую пятку.

– Грешен, люблю иногда пустить пыль в глаза экзальтированным дамочкам и великим поэтам, забывшим, чему равна культура, помноженная на корень квадратный из минус человека. Но между своими-то выпендриваться – себя же радости общения лишать. – Он вдруг совершенно по-мальчишески сложил два кукиша и завертел ими в сторону Симагина. – Вот вам благо!!

– Не сомневался, – сказал Симагин. – Можешь этим не бравировать.

– Да я и не думал! Наоборот, говорю как на духу. С противником, по крайней мере равным мне по возможностям, хочется болтать запросто, без лицемерия и театральных эффектов. Знаешь, в Китайской империи во времена ее расцвета для обозначения немногочисленных соседних государств, за которыми самовлюбленные китайцы признавали равный себе статус, использовался иероглиф "ди". Основные его значения: "равносильный" и "вражеский". Изящно, правда? Кто равен мне по силам, тот наверняка мне враг, хотя бы потенциально. Но зато только с ним я могу побыть самим собой, с обоюдной пользой пообщаться на равных…

– Отвратительно, – сказал Симагин.

– Зато правда, – проговорил гость и коротко, но цепко впился в лицо Симагина взглядом: – А может, даже и не равен, а сильнее, а?

Симагин пожал плечами.

– Ты так и не знаешь, кто ты?

– Так и не знаю. Симагин.