Неспортивное поведение - Рэйчел Ван Дайкен

того, что только у нескольких важных людей в моей жизни был этот номер.

Я провел пальцем по экрану и просмотрел сообщение.

Неизвестный номер: Я просто хотела официально извиниться, что прошлым вечером вела себя как задница. Вчера вечером я смотрела чемпионат по американскому футболу на ESPN Classic. Очевидно, футбольные боги разозлились и хотели доказать, что я ошибаюсь. Ты был хорош. Ты бы мне поверил, если бы я сказала, что мне было физически больно набирать это сообщение?

Какого черта?

Неизвестный номер: P.S. Твоя задница все равно выглядит толстой в этих штанах.

Я рассмеялся.

И перечитал сообщения.

У девушки были стальные яйца.

Неожиданно я осознал, что улыбаюсь, уставясь в телефон, словно мне вручили Олимпийскую медаль за отличную передачу, и начал печатать ответ.

Я: Я вообще удивлен, что ты смогла напечатать это извинение (или скорее это было утверждение?) не умерев. Должно быть, это было так же болезненно, как осознание того, что в черном моя задница выглядит не так хорошо, как я думал.

Вот так! Это звучало хорошо.

И я все еще смотрел на свой телефон.

— Джекс? — позвала мама.

Я был внизу в гостиной. Я заночевал на диване в доме родителей из-за вечернего сообщения мамы, о том что папа хотел со мной поговорить. Я заставил Кинс подумать, что злился на нее — просто не хотел, чтобы она знала детали, кровавые детали, те, которые не дали бы ей уснуть ночью. Отцы, старшие братья, мужчины — это была наша работа. Именно так меня воспитали. Я очень серьезно относился к той роли, которую отвел мне отец. Мы были созданы, чтобы принять на себя трудности. Я таким вырос, и чертовски уверен, что и сейчас не собирался подводить отца, позволив Кинси не спать ночью из-за переживаний. Легче или лучше бы от этого ей не стало. Если уж на то пошло, сестренка снова могла бы заболеть. Поэтому я дал родителям строгие инструкции, которым, к моему удивлению, они следовали.

Я узнаю детали и доведу да Кинс позитивную версию.

Конец.

— Что случилось?

По какой-то причине я спрятал свой телефон, словно подросток, просматривающий порно, а затем мысленно обругал себя. Мне было тридцать два, а не тринадцать.

Наконец мама вошла в комнату. Ее каштановые волосы с проседью были собраны в короткий хвост на макушке, на ней были ее любимая толстовка от Victoria's Secret и штаны для йоги.

Нахмурившись, она сморщила нос, глядя на телевизор. Черт, я даже не был уверен, что именно там показывают.

Я услышал стоны.

О, хорошо. Канал HBO. Хороший выбор, Джекс.

— Я не понимаю, почему вы с сестрой так одержимы этим сериалом. — Она вздохнула и покачала головой.

— Говоря такое убедись, что Кинс не услышит, как ты это говоришь. «Футболисты» — ее наркотик. — Я продемонстрировал кавычки в воздухе, на что мама усмехнулась и бросила мне подушку в лицо. — Эй!

— Мне нравится, когда ты остаешься здесь.

— Мне тоже. — Я огляделся. — Напоминает, на что была бы похожа моя жизнь, если бы папа не заставил меня поднять задницу и не съехать отсюда. Вероятно, я бы все еще жил в вашем подвале и просил тебя стирать мои вещи.

— Маловероятно. — Улыбнувшись, она подмигнула. — Я бы тебя выставила до того, как это произошло бы.

— Я тоже тебя люблю, мам.

— Нам нужно поговорить.

Да, снова чувствую себя тринадцатилетним.

Мой телефон пиликнул дважды.

Неужели Харли написала ответ?

Почему меня это волнует?

Почему я так быстро становлюсь рассеянным из-за какого-то сообщения?

— Ты выглядишь напряженным. — Мама похлопала меня по руке.

— Совсем нет. — Ложь. Я жил в постоянном состоянии стресса: сон, стресс, сон, повторить.

Она сжала губы, а потом произнесла слова, которые я боялся услышать.

— Дорогой, думаю, нам пора звонить в хоспис.

Я втянул ртом воздух и посмотрел на ее сжатые руки. Между пальцами была зажата бумажная салфетка, на пальце блестело обручальное кольцо.

Нечестно.

Это было неправильно.

Папа играл в футбол в колледже.

Все еще бегал марафоны.

Мой отец был здоров.

Хоспис?

— Нам нужно рассказать Кинс, дорогой, — раздался голос мамы. — Это несправедливо по отношению к ней. Я сказала ей заехать в пятницу, и продолжаю посылать веселые сообщения, как ты и хотел, но, дорогой, ему не становится лучше, он не… — голос ее прервался всхлипыванием. — Дорогой, папа не поправится.

— Ты этого не знаешь, — сказал я шепотом. — Врачи сказали…

— Он больше не хочет делать химиотерапию. Он… — она вздрогнула. — Он хочет жить, милый, но не так, как сейчас… с постоянной болезнью, онемением, усталостью, болью.

Химиотерапия убивала отца, медленно поедая изнутри. Я придал лицу самое сильное свое выражение и подавил гнев, печаль, каждое чувство, которое подвело бы мой голос, то, как стоял, то, как говорил.

— Я понимаю. — Я кивнул и притянул маму в крепкое объятие, ненавидя тот факт, что дрожал не потому, что мне было грустно. Я дрожал, потому что отец проигрывал битву. И в этой вселенной не было ни одной чертовой вещи, с помощью которой я мог бы помочь ему выиграть.

Она отстранилась и вытерла глаза.

— Ну все, больше никакой печали. Расскажи мне, как вчера прошел ужин.

Я застонал из-за смены темы. Мама хорошо умела менять тему, она говорила что-то вроде: «О, дорогой, я так горжусь тобой за выигранную игру, ты знал, что внучка Лолы недавно устроилась на работу недалеко от города? Разве она не прелестна?».

— Ого. — Я усмехнулся. — Мило, мама, очень мило.

— Итак, ужин?

— Ты. — Я рассмеялся. — Если так хочешь знать, девушка, с которой свела меня Кинс… — Глаза мамы загорелись, как рождественская елка. — Да, судя по взгляду на твоем лице, ты уже планируешь мою свадьбу и готовишь мне презервативы с пробитыми в них дырками.

— Я бы никогда не дала презервативы своему сыну. — Она положила руку на сердце.

— Мама! Ты в прошлом году давала мне презервативы!

— Ты еще не женат! Мне нужны внуки! — вскричала она. — Я пыталась тебя воодушевить. Доктор Фил говорит, что…

Я прикрыл уши.

Она отдернула мои руки.

— Итак? Значит, все прошло хорошо?

— Она меня оскорбила.

Похоже, маму это не обеспокоило.

— И моих друзей.

Даже не вздрогнула.

— И практически сказала, что у меня совсем нет мускулов.

Мама наклонила голову.

— Ну, ты довольно худой.

— Ты даже ее не знаешь, но уже на ее стороне! Вот почему я не привожу девушек домой! Ты бы нас поженила до того, как она бы вышла за дверь!

— Что не так с браком?

— Кто женится? — раздался скрипучий голос моего отца.

— О, Бен,