Эзопов язык в русской литературе (современный период) - Лев Владимирович Лосев

в виде семантической схемы по образцу тех, что используются для семантического анализа загадок.

Загаданным объектом (П) здесь является ситуация в «отгадке». Для удобства операции упростим П таким образом: «если еврей лоялен, то ему хорошо». Эта ситуация (а мы ее рассматриваем как целое, как своего рода ситуационную единицу) состоит из трех сегментов: еврей (А), лояльность (В), благоденствие («хорошо») (С), находящихся между собой в отношениях импликации, «если…, то…» (r): СrАВ (благоденствие (еврею), если еврей лоялен).

Если мы захотим конкретизировать это эзоповское послание, то можем прибавить сюда отброшенные для упрощения свойства сегментов, например еврей-интеллигент (а1), артист (а2), лоялен – по отношению к СССР (b), благоденствие – на родине (с) и т. п., и тогда наша схематическая запись будет выглядеть таким образом: Cc⊂Aa1а2Bb (благоденствие (ему) на родине, если еврей-интеллигент-артист лоялен (по отношению к) СССР).

Такова структура «отгадки».

2.3. Какому же преобразованию подвергается предмет «загадки», чтобы превратиться в «загадку», вернее, в эзоповское высказывание, представленное здесь в примере, где «еврей» выражен в «артист Кобзон», «лояльность» – словами песни «А я не хочу улетать» и др., а «благоденствие» – зрелищем «аплодирующее начальство»?

В целом мы здесь видим замену предмета сходным предметом (П→

); по принципам сходства преобразованы все сегменты: А (обобщенное «еврей», в смысле «все евреи») →  (Кобзон, то есть «отдельно взятый еврей», синекдоха), В («лояльность») → (исполняемая песня, метафора), С («благоденствие») → (аплодисменты правительства, метафора). Как и в семантической структуре загадки, в структуре нашего эзоповского текста для признаков, относящихся к сегментам, видом преобразования должно быть тождество:

то есть все эти признаки: «на родине» (с), «интеллигент» (а1), «артист» (а2), «по отношению к СССР» (b) и т. п. остаются неизменными как для ситуации с обобщенным евреем, так и для ситуации с частным Кобзоном. Неизменным, конечно, остается и тип зависимости между сегментами, в нашем случае импликативной.

2.4. Автор исследования о загадках показывает, что трансформ загаданного объекта (подлежащее загадки) чаще всего является произвольным словом или полупроизвольным, подобранным по какому-то одному общему признаку. Скажем, месяц в загадке назван «быком», потому что и тот и другой обладают тем, что одинаково называется «рогами»138. То же мы видим и в нашем случае: выбор именно Кобзона (подлежащее) с семантической точки зрения произволен (то есть петь мог и Мулерман, и Александрович, и Утесов, и Майя Кристалинская – любой из эстрадных певцов, обладающих общим признаком еврейства). С другой стороны, Ю. Левин пишет об определениях при подлежащем, что они «чаще всего являются точными словами» (одни и те же для загаданного объекта и для трансформа). Как мы видели выше, и это правило действительно для эзоповского текста. Что же касается сказуемого загадки, то здесь возможны варианты, сказуемое чаще всего дается в обобщенной, расширительной форме. Так, в нашем случае сказуемое, благоденствие Кобзона, выражено аплодисментами правительства, но с равным успехом оно могло быть выражено и вручением ему ордена, опубликованием хвалебной статьи о нем в «Правде» и т. п.

2.5. Следующим структурным компонентом загадки, исследование которого подводит нас уже вплотную к нашему предмету – ЭЯ в художественном тексте, – является «структурное начало в загадке, обычно несущее в себе Элемент неожиданности, то, что выделяет загадку из класса обычных фраз, делает ее художественно значимой»139. Ю. Левин называет этот обязательный компонент, без которого преобразования отдельных элементов будут несогласованы между собой, случайны, несистемны, point’ом загадки. Внутренний point может присутствовать в тексте загадки в виде одного из двух ее свойств: структурность или необычность (Ю. Левин употребляет термин «нереалистичность»). Структурность выражается в использовании формальных семантических механизмов, таких как контраст, антитеза, каламбур и т. п., а необычность – в том, что текст описывает неправдоподобную, необычную ситуацию. Если мы возьмем такие загадки, как «палят и варят, а не едят» (отгадка: «валенок»; антитеза + необычность – варят, а не едят!), «зубы есть, а рта нет» (отгадка: «пила»; то же), «сам верхом, а ноги за ушами» (отгадка: «очки»; контраст + необычность), и сравним эти загадки с нашим эзоповским текстом-ситуацией: «еврей, а ему хорошо, уезжать не хочет, поет „А я не хочу улетать…“», то мы увидим здесь и элемент структурности (антитеза «еврей, а не уезжает», ср. «палят и варят, а не едят»), и элемент необычности (он поет песню, которую уже давно никто не поет).

На материале загадок Ю. Левин формулирует принцип компенсации, согласно которому чем слабее выражен в загадке один point, тем сильнее должен быть выражен point другого вида. Это подтверждается и нашим случаем. Структурность (антитеза) здесь не особенно выражена. Хотя и предполагается, что все евреи хотят уехать из СССР, но, все-таки, довольно много и остается, так что антитеза «еврей, а не уезжает» – слабая. Но вот необычность здесь очень сильна: на таких концертах всегда поются новые, модные песни; песня на слова Исаковского считалась затасканной, избитой, никто не мог ожидать, что ее будут петь. Еще до того, как зритель начинает слушать и расшифровывать текст («Летят перелетные […], а я не хочу улетать»), еще при полузабытых, очень знакомых вступительных аккордах зритель получает сигнал: необычное!

Этот point структурности или необычности, сигнализирующий эзоповское свойство вводимого текста, всегда присутствует и в случаях художественно применяемого ЭЯ. Так как для художественного текста важнейшей функцией point’а является то, что он маркирует перевод в эзоповское наклонение, мы в дальнейшем будем называть его маркером (см. II.5.2).

3. Амбивалентность – обязательное свойство эзоповского текста

3.0. Характерно следующее признание Ю. Левина, так тонко исследовавшего семантическую структуру загадки:

Именно на примере загадки можно явственно усмотреть все своеволие человеческого мышления, в частности языкового, и его нежелание укладываться в определенные рамки и рубрики. И хотя в работе мы предпринимаем попытки некоторой формализации загадок, однако уже здесь хотим оговорить, что вполне отдаем себе отчет в несовершенстве этих попыток. Чисто формальный подход резко огрубляет истинное положение вещей, и в лучшем случае проходит для того или иного узкого класса загадок; попытки же более или менее адекватно описать семантику достаточно широкого класса загадок сразу становятся неформальными. По видимости простой объект оказывается при ближайшем рассмотрении весьма сложно устроенным и с трудом поддается не только углубленному изучению, но даже и простой классификации140.

И в другом месте:

…«поэлементное» отгадывание является достаточно грубой моделью реального процесса отгадывания загадки человеком. Отгадывающий обычно идет от целого, от общей системы семантических связей текста загадки. Но моделирование такого глобального процесса не представляется возможным, ибо многообразие возможных связей необозримо и неформализуемо141.

Бесконечное разнообразие контекстуальных отношений, о котором говорит исследователь, характерно как для загадки, так и для политического намека. В бытовой