Последние ратники. Бросок волка - Антон Скрипец

Ромей.

Так его прозвали соратники за тщательно выскобленные щёки. Когда был еще юнцом, то даже обрадовался, обнаружив однажды на подбородке пробившийся пушок. Но время шло, а превращаться в солидные заросли, как у остальных гридней, этот пушок так и не сподобился. Печенежские боги наградили юного воя, как всякого степняка, жидкой бороденкой, а братья по оружию за это несолидное мочало на лице — прозвищем Лишай. С тех пор он предпочитал зваться Ромеем и ходить с гладкими щеками.

— Ого. Не того, видать, Ромеем нарекли…

Договаривать второй вошедший на подворье человек не стал. Он с насмешкой смотрел на двух полуголых мужиков, замерших друг против друга посреди двора.

Бросив на новоприбывших недовольный взгляд, Перстень еще раз зыркнул в глаза Хрома. Тот и без слов понял — разговор закончен.

— Горько, — усмехнулся Котел и ненавязчиво оттеснил в сторону своего спутника, легонько поведя плечом. Почему его величали именно так, объяснять никогда и никому не требовалось. Ростом Род не обидел. А в довесок одарил дородностью. Довесок сей с лихвой покрывал все остальные качества дружинника.

Когда они выходили из становища, и Хром велел Перстню взять с собой только двух самых надёжных воев, то поначалу удивился выбору воеводы: степняк с гладким, как у красной девки лицом и боров поперек себя шире и любой толпы чуть не на голову выше. Но спорить не стал.

То, что Котел держит подмышкой какой-то куль, Хром заметил лишь тогда, когда здоровяк подошел чуть ближе и со скучающим видом отпустил свою ношу. Она, неловко осев, шлепнулась на землю. Точнее, он. Хром тут же вцерился в бугая недовольным взором.

— Ты зачем это сделал?

— Что?

— Мальца зачем зашиб? — палец Хрома уткнулся в направлении бесчувственного Кутьки.

— Да не, не зашиб. Так, стукнул чуток.

Староста порывисто повернулся к Перстню.

— Значит, говоришь, в Белоозере надо было его оставить? Под присмотром дружинников? И где эти двое вообще были? По следу моему отправил?

— Если б отправил по твоему следу, то это тебя бы сейчас сюда приволокли сомлевшего.

Котел скорчил кислую мину:

— Да нужен он мне. Нашли супостата… Нечего в траве хорониться. Тоже мне лазутчик. Затаился, вишь. Откуда я знал, что это малец наш, а не ватажник какой-нибудь? Чего он там вообще делал?

— Проверял силки, — неохотно выдавил Перстень. Хром тем временем нагнулся над пареньком, проверил, дышит ли.

— Какие такие силки около нас? — прогудел Котёл. — Хорошо, что догадался поближе подобраться. Рукой до него достал. А то ведь Ромей нож хотел швырануть.

Именно в этот момент на Кутьку обрушился каскад воды. Из того самого ведра, что притащил из бани Перстень. Все трое уставились на Ромея, в руке которого оно теперь и болталось. Неудавшийся лазутчик, отплевываясь и отфыркиваясь, с завидной для зашибленного насмерть человека прытью подорвался с земли и сел, поводя вокруг ошалелым взглядом.

— Слышь, малый, ты если в следующий раз задумаешь лазутчиком стать, иди-ка лучше в лес, где людей вообще нет, — нагнувшись над ожившим парнишкой, заботливым голосом посоветовал Котел. — Или хотя бы держись от меня подальше. А то держи потом ответ перед мамкой твоей… однорукой.

В голове у Кутьки все еще гудело, словно в ней устроил улей пчелиный рой.

— Может, кому-нибудь интересно, что мы успели понять, сделав круг навколо хибарки? — Котёл коротко взглянул на досадливо потирающего ушибленную маковку мальчишку и поспешил добавить. — Ну, до того, конечно, как попали в хитро расставленную засаду. Нас тут обложили. Кто они — не знаю, но, судя по всему, оружные.

6. Ночные гости (окончание)

ХХХ

Солнце, укутанное периной рдеющих облаков, скрылось за окоемом, утонув в зыбком красном мареве. Сумеречное небо потопило в серой дымке звезды. Тусклый свет луны пробивался сквозь полупрозрачную завесу, будто кто-то развел исполинский костер, дым от которого добрался до небесной выси. Живность в лесу устроила ленивую перекличку, будто желала друг другу неспокойной ночи.

Остаток дня все посвятили подготовке к визиту окруживших халупу татей. Когда они пожалуют, никто не знал, но по всему выходило, что ночью.

— Оставили полусотню в лагере, — ворчал Перстень. — Сохранили тайну. Зато теперь, глядишь, и в могилу с собой утащим её. Может, сейчас хоть скажешь, за каким лядом мы в этот лес припёрлись?

— Не скажу, — буднично пожал плечами Хром.

— Добро, — хмыкнул воевода. — Одно радует, малец твой в безопасности, да? Как ты там говорил — так надо было? Слышь, мелкий, схоронись куда-нибудь, чтоб не видно, не слышно было. И не вздумай путаться под ногами! А то свои же в суматохе прирежут.

И тут на Кутьку волной накатила обида. Не то, чтобы он не осознавал свою ненужность в предстоящей драке. Дружинники в самом деле куда лучше справятся без его помощи, а еще лучше — без него самого. Но ведь он не баба какая, за их спинами прятаться!

Но его воинственный порыв обрубила короткая фраза Хрома:

— Там, между стеной и печью зазор. Забейся как можно дальше.

— Я — не мышь, чтоб в щели забиваться.

— А кутенок-то уже тявкает, — хохотнул Котел. — Слышь, мелкий, а знаешь, что в битве самое важное? До ветру сходить перед ней. Хоть бы даже и в штаны. Потом если и захочешь, так некогда будет. Это уж я не говорю о том, если в живот железякой схпочешь…

Договорить он не успел.

В воздухе что-то коротко свистнуло, и в стену, почти перед кутькиным носом, с глухим стуком воткнулся нож. Все дружно обернулись на Ромея. Особенно ожёг степняка взгляд Хрома, на что тот, понятное дело, не обратил внимания. Со скучающим видом кивнул на тесак.

— Возьми. Разное бывает.

Кутька честно старался устоять на ногах в своей тесной узнице. Он твердо решил, что непременно останется простоит до тех пор, пока не начнется заварушка. Но понемногу его сморило. За все время заточения не услыхал ни одного шороха. Только разыгравшийся ветер шелестел листьями на улице, да свистел где-то на чердаке, прорываясь снаружи в узкие щели. Поначалу звук этот раздражал — мешал как следует вслушиваться. А потом как-то незаметно стал убаюкивать.

Поэтому когда и, главное, как тати проникли в избу, сказать он не мог. Как и в лесу у волока.

Зато мог Хром. Он перевернул лавку, уложив ее набок, и уселся за ней, прислонившись к стене под окном. Чтобы льющийся с улицы призрачный ночной