Мои Сибирские корни - Валентина Савельевна Нагинская

тогда было время и такое место, где взрослые могли быть спокойны за детей. На реке Бердь пропадали целыми днями, она для нас была целым миром, связанным с водой, солнцем, теплым песком, зарослями конопли. У всех были свои избранные места для купания. Я рано научилась плавать, но любимым моим местом было мелководье с чистым песчаным дном. Летом вода здесь прогревалась, и особенно сильно ощущался замечательный речной запах. Я часто одна играла с водой, подбрасывая её кверху, а она разлеталась сверкающими алмазными брызгами. На Берди мы забывали о времени и еде и возвращались домой только к вечеру голодные и с синими от долгого купания губами. Мне тоже очень нравился запах росшей на пригорке конопли. Из её стеблей мы делали тросточки, плели веревочки, а семена жевали, не подозревая об их свойствах.

Игры наши с Ниной начинались с раннего утра. Я, едва протерев глаза после сна, наскоро выпив кружку молока с хлебом или картошкой, бежала к Нине, или она прибегала к нам. Чаще всего играли у неё дома, у них было просторно, две большие комнаты, мать целыми днями на работе, дома только нянька, занятая хозяйством. Много игр было связано с войной, но в основном мы играли в куклы. Настоящих фабричных кукол не было, но у неё были две куклы с пластмассовыми головками, пришитыми тряпичному туловищу. Позже мы увлеклись бумажными куклами. Одну такую привезла Нине её тётя Вера из Томска. Кукол печатали на плотной бумаге с комплектом платьев. Я немедленно нарисовала себе похожую, производство кукол и одежды для них было поставлено на поток и продолжалось чуть не до 12 лет. Потом я перешла на реальный пошив вещей себе и своей сестре.

Мать моей подруги и её тётя Вера выглядели как дамы благородного происхождения, собственно, они такими и были, что подтверждалось их внешностью, поведением и гардеробом. У одной из них сохранилась с лучших времён горностаевая накидка. Она очень привлекала нас своими красивыми черными кисточками, которые мы потихоньку срезали для каких-то наших кукольных дел. Тетя Вера учила нас держаться прямо, с всегда подтянутым животом, не ходить разболтанной походкой и, наверное, многому другому, что, к сожалению, немедленно забывалось. Кто же слушается старых тёток, ей, наверное, было уже лет 35!

Под кроватью у подруги хранился горький шоколад, который её мать, в отличии от нашей семьи, получала по разнарядке вместе с другими продуктами. Мы понемногу его таскали, но, к сожалению, он был совсем не сладким, без сахара. Однако мы ели всё мало-мало съедобное. Особенно же любили печь пластики картошки на горячей плите. У нас плиты не было, только русская печь, а у Нины наоборот не было русской печи. Картошку мы пекли на крайних участках плиты, поэтому она получалась полусырой. Кроме того, она была ещё и в известке, плиту постоянно подбеливали, чтобы скрыть следы нашей кулинарной деятельности. Но всё равно картошка была очень вкусной и, наверное, поэтому я сих пор люблю её немного недожаренную.

Иногда Нина брала кусок хлеба и бежала к нам обедать: в большой компании было весело и всё казалось вкусным. Она вспоминает, что есть одна не любила и завидовала детям из детского дома, где по её представлениям было очень весело. Как-то она зашла к бедным соседям, о которых я выше упоминала, там жарили драники из собранной на соседних огородах перезимовавшей, перемёрзлой и полугнилой мелкой картошки. На сковороде лежало четыре черных драника, а едоков было трое — мать и две дочери и Нина очень ожидала, что её пригласят, но приглашения не последовало. Тогда она в слезах побежала домой и поведала няньке причину своего горя. Та тут же очистила картошку, натерла, вбила туда яйца, муку и испекла драники на чистом сливочном масле. Однако Нину они не утешили: «У них лучше, черные, а ты белые мне сделала».

На Новый Год в доме у Нины и у дяди Никиты устраивались чудесные праздники, «ёлки». Сами ёлки были только что из леса, пушистые, до самого потолка, с дивным запахом хвои. Радостным было ожидание и подготовка к празднику. Мы старательно делали всевозможные игрушки в дополнение к имеющимся, разучивали стихотворения и репетировали инсценировки. У нас дома ёлку не устанавливали, не было места, а я, конечно, очень хотела. В моей памяти сцена, напоминающая жалостливые рождественские рассказы. Вечером, наскоро накинув пальтишко, выбегаю из дома, кругом темнота, только у соседей слабо светятся окна, выходящие на наш двор. А за ними нарядная ёлка — поблескивают цветные стеклянные шары, тихо качаются серебряные звездочки и снежинки. Я заворожено гляжу на это чудо, забыв про мороз. А на другой день прибегала Нина звать нас на ёлку. Меня одевали в выходное, фланелевое, белое с голубыми колечками по полю, платье. Мама Нины Мария Викторовна дополнительно меня украшала, превращая в барышню — завязывала на макушке голубой бант из ленты, красила губы, брови, щёки. Затем мы устраивали импровизированное представление: Нина всегда изображала моего кавалера и делала вокруг меня круги вприсядку. Детей набиралось много, и было очень весело. Все ходили хороводом вокруг елки, пели: "В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла…" В завершении праздника все получали подарки от Деда Мороза — кулёчки с домашним печеньем и конфетами.

1949 г. С подругой Ниной, я справа

Нина была смелой и решительной, чего про меня не скажешь, хотя со страху иногда совершаю весьма безрассудные поступки. Они с Вовкой храбро забирались на самый верхушки деревьев, а я оставалась на нижних ветках. Если это была яблоня с ранетками, которая росла у Нины в саду, то они бросали мне сверху спелые веточки. Пугали летучими майскими жуками, я их очень боялась, как и всех почти насекомых. Сейчас жуки меня не пугают, но их место заняли тараканы, которых в детстве я ни разу не видела. Странно, но в нашем тесном доме не было ни клопов, ни тараканов, только один любимый всеми сверчок. Равенство в наших отношениях с Ниной сохранялось за счёт моей изобретательности, умением выдумывать невероятные истории и рисовать.

Случались в нашей детской жизни и ссоры, и слёзы, и огорчения, некоторые, казалось бы, совсем незначительные запомнились. Детских книг у нас не было, а у Нины было несколько, дававших богатую пищу для воображения и образцы для рисования. В том числе было два букваря. Один из них, более старый её мать отдала мне, что было большим счастьем. Однако, через короткое время