Дворец для любимой - Владимир Корн

Готом встал, взял лежавший перед ним на столе револьвер и несколько раз нажал на спуск. Револьвер был моим собственным, еще бы я его не узнал. Вон, на рукояти мой герб, вставшая на дыбы черная лошадка – слишком уж много внимания уделяют в эти времена всяким подобным мелочам. Конечно, выстрелов не прозвучало, оставайся в револьвере патроны, вряд ли бы я сейчас разговаривал с ним, думаю, мне все же удалось бы вырваться. А запас патронов находится в седельной сумке Ворона. Его они поймать не сумели, не дался Ворон, я сам слышал разговор, когда меня вели в королевский шатер.

Ан нет, там же, на столе, затерявшись в тени серебряной вазы с фруктами, стояли на донышке несколько патронов. Очевидно, трофейные, не у одного меня был револьвер, а калибр у них у всех идентичен.

«Предложить Готому сыграть в рулетку? – мелькнула в голове мысль. – А что, кто проиграл – тот и проиграл, все по-честному. Да только вряд ли он согласится».

Король Трабона меж тем щелкнул еще пару раз револьвером, после чего довольно небрежно швырнул его на стол. Я даже поморщился: «Ведь ты солдат, Готом, нельзя же так с оружием обращаться, даже королям нельзя».

– Вчера в ставке погибло несколько человек. – Король оперся руками на стол, пристально глядя мне в глаза. И сейчас его взгляд уже не выглядел змеиным, потому что где-то в глубине глаз пряталась боль. – И среди них был Гий Лассер.

Он выпрямился, отошел от стола на пару шагов, повернувшись ко мне спиной и сцепив за спиной руки.

– Он был лучшим среди моих генералов. Но дело даже не в этом. Лассер прошел со мной все кампании, все. Мы вместе с ним начинали еще тогда, когда армия Трабона набиралась из всякого сброда. Когда будущим солдатам предлагали выбор – виселица за совершенные ими преступления или армия. Когда офицеры опасались поворачиваться к солдатам спиной из-за боязни получить нож. Когда, после того как армия проходила по территории своей страны, позади нее оставались разграбленные деревни, кое-где даже сожженные дотла. Мы вместе прошли с ним через все это и добились того, что моя армия стала лучшей из всех, что когда-либо существовали. А вчера он погиб.

«Ну чего уж проще, – подумал я. – Отошел бы в сторонку, поднял руку вверх – и все, кроме тебя, остались живы. Или оделся бы так, чтобы тебя можно было сразу обнаружить среди твоей свиты. Ведь тебя никто не звал сюда, Готом».

Вслух же я сказал:

– Достойная смерть для боевого генерала: пасть на поле брани.

Готом обернулся так стремительно, что я вздрогнул от неожиданности, уловив за своей спиной движение тех, кто находился сзади, чтобы приглядывать за мной.

Какое-то время мне казалось, что он кинется на меня. Глаза у короля сейчас горели чуть ли не безумием. Я даже постарался незаметно поставить одну ногу так, чтобы сделать ее опорной. Никому не позволительно таскать меня за волосы или хлестать по лицу, даже трабонскому королю.

Но нет, Готом сумел совладать с собой.

– Уведите его, – коротко бросил он.

И уже тогда, когда я выходил из шатра, добавил:

– Не забудьте вернуть его величеству шпагу.

Возможно, мне всего лишь показалось, что голос Готома прозвучал с издевкой…

Карета оказалась просторной, и внутри помимо меня поместились еще трое моих стражей. Один из них, в форме офицера трабонской армии, присутствовал в ней почти неотлучно. Видимо, на нем лежала ответственность за доставку такого важного пленника, как я, в Маронг, столицу Трабона. Двое других менялись довольно часто, и всегда это были парни, своими габаритами вряд ли сильно уступающие Прошке. Никакой решетки между нами не было, да и с виду карета выглядела вполне обычно, а толщину стен определить снаружи невозможно. Еще нас сопровождали человек двести конвоя, которых при желании можно принять за эскорт.

Мы находились на территории Трабона, и этот факт я сначала почувствовал седалищем: покрытие тракта значительно уступало тому, что было в Империи, так что не спасали даже толстые кожаные подушки каретных сидений.

Уже не впервые за свою жизнь я называл себя идиотом и одаривал другими неласковыми эпитетами, на этот раз – как нельзя более заслуженно. Ну что меня заставило возглавить ту злосчастную атаку? Очевидно же, что парни отлично справились бы сами. Ведь охотились специально на меня. Как определили, что это именно я, весь из себя впереди на лихом коне? Да по коню и определили. В местечке Варентер собралось с обеих сторон больше двухсот тысяч человек, и по крайней мере треть из них – конники. И что, много ты видел аргхалов? Не знаю, есть ли они в армии Готома, но у своих я их точно не видел. Разве что у герцога Ониойского есть, только трудно представить себе, чтобы именно он возглавил вылазку на черном как смоль скакуне.

И что теперь? Теперь на руках у Готома такая карта, которая равна как минимум сразу двум козырным тузам. Дело даже не в том, что трабонский король сможет диктовать свои условия, все это верно до какой-то степени. Дело в другом. Готому отлично известна та роль, которую я играю в появлении у имперской армии нового оружия.

Как я поступил бы сам, будучи на его месте? Выпотрошил бы до самого донышка, выведывая все, что можно и что нельзя. Ведь многое зависит и от того, какие именно вопросы при этом задавать. Зачастую бывает так, что человек знает многое, но ему в голову не приходит связать все известные факты воедино. А при правильной тактике допроса он скажет значительно больше, чем сам бы мог подумать. Умеют ли такое в Трабоне? Почему бы и нет, наверняка умеют. Сотню раз уже убеждался в том, что напрасно я когда-то считал людей, живших за несколько столетий до меня, грубыми и невежественными дикарями. Все оказалось далеко не так. Не меняются люди, меняются только вещи, их окружающие, да знания, зачастую весьма бесполезные.

Ну, выпотрошат меня, а дальше что? Да ничего, по крайней мере, для меня лично. Никто не станет меня возвращать в обмен на какие-либо уступки, я бы и сам не стал, окажись в моих руках подобная личность. Чего бояться Готому?

А нечего ему бояться, абсолютно нечего. И сам он силен, и союзник у него могущественный. Так что проживешь ты, Артуа, какое-то время в тайной обители, где твои тюремщики могут лишь догадываться, кто ты есть на самом деле. Выложишь все, что знаешь, возможно, послужишь объектом торговли, да и сгинешь навеки в могилке без надгробного камня.

Попытаться сбежать? Ну по крайней мере, в карете этого точно не удастся. Даже если у меня получится справиться с этими тремя охранниками, в чем крайне сомневаюсь. И пусть мне действительно вернули шпагу, в тесноте кареты ею здорово не помашешь. Конвоиры просто задавят меня своими телами, с их-то комплекцией. И самое главное – задвижка на единственных дверях кареты имеется и с наружной стороны.

Моя попытка разговорить старшего конвоира ни к чему не привела. Услышав пару моих невинных вопросов, он сделал вид, что в карете, кроме него и двух его помощников, никого нет. А жаль. Ведь я не подкупать его собрался, наобещав райскую жизнь и тонну золота, нет. Трудно склонить другого человека к тому, на что сам бы никогда не пошел, неубедительно будет получаться. Просто я желал скоротать время в дороге за разговором, ничего для обоих не значащим. Приходилось сидеть и молчать, в который раз прокручивая в голове события последних дней.