Человек видимый - Чак Клостерман

Я ожидала чего-то вроде: «Я вас прощаю», но вместо этого услышала:

— А теперь я сижу.

Я посмотрела на черный стул. Затем — на белый. Казалось, голос Игрека доносится с белого стула, поэтому я подошла к черному стулу, ощупала его и только потом села. Я сидела и смотрела на пустой белый стул, стараясь удержаться в границах моих представлений о действительности.

— Не может быть! — сказала я. — Это невероятно! Невероятно.

— Вы меня видите? — спросил он.

— Нет! Не вижу! Не вижу!

— Пусть ваши глаза привыкнут, — сказал он. — Постарайтесь увидеть то, что есть, а не то, что вы ожидаете увидеть. Вы уверены, что не видите меня? Ну хотя бы немного?

Я не сразу поняла, чего он от меня ждет. Мне пришлось несколько минут пристально всматриваться в эту кажущуюся пустоту. Все было в точности так, как он описывал. Я различила смутный силуэт его фигуры (хотя сама никогда бы не догадалась, что я вижу). Она казалась древней фреской, едва угадывающейся под более поздними слоями краски — с размытыми и смещенными очертаниями. Как будто я смотрела на картину, изображающую мой кабинет, а сквозь нее слабо проступал его облик.

Это было восхитительно, потрясающе!

Но как бы я ни пыталась передать вам мои ощущения, все бесполезно. Я же ничего не могу доказать! Вы либо верите мне, либо нет. Язык мой не в силах описать, что значит видеть то, чего нет. Если только вам не поможет воображение. Посмотрите на пустой стул и вообразите, что вы видите на нем нечто практически невидимое. Вот так приблизительно это и было.

Я не записывала на магнитофон эту встречу. Конечно, нужно было. Но, во-первых, падая, я увлекла магнитофон за собой на пол, а во-вторых, я пребывала в таком смятении, что голова у меня шла кругом. Справедливости ради должна сказать, что Игрек проявил большое терпение. Он отвечал на все мои вопросы, в основном технического рода (как только мне казалось, что я схожу с ума, переходила к технической стороне дела). Вот основные моменты нашего разговора, которые я записала по памяти сразу после его ухода.

1. Маскировочный костюм был тесным и неудобным, но со временем Игрек привык к нему.

2. Он не знал, токсичен ли маскировочный крем, но его это не волновало. «Это часть риска, — сказал он. — Причем малая. Если я заболею раком, то так тому и быть. Все равно все мы в конце концов умираем от рака».

3. Перед тем как проникнуть к кому-то в дом, он помещал в кармашки, специально пришитые для этого к изнанке костюма, четыре баллончика с кремом в виде аэрозоля. Нанося свежий слой крема через каждые 36 или 48 часов (в отсутствие объекта), он мог безвылазно находиться в его жилище почти целую неделю. Если объект представлял особый интерес, Игрек возвращался к себе домой за новой партией крема.

4. Для того чтобы подолгу не спать во время наблюдения, Игреку приходится употреблять большое количество возбуждающих средств, в основном небольшие дозы кокаина фирмы «Мерк» и таблетки метамфетамина (это от них, смущенно пояснил он, у меня такая изъеденная эмаль на зубах). Поскольку возбуждающие средства стимулируют усиленное выделение урины (а бывали ситуации, когда он подолгу не мог пробраться в туалет), он воздерживается от употребления любых жидкостей, в результате чего его организм обезвоживается. «Мне случалось слышать, как, глядя на меня, кто-то говорил, что я могу служить верстовым столбом, — грустно усмехнулся он. — Когда моча у меня приобретала коричневый цвет, я понимал, что пора выпить воды». Ел он, когда объект уходил из дома, правда, постоянное употребление амфетаминов лишило его аппетита. «Мне достаточно получать пятьсот калорий в день, — сказал он. — И даже меньше. Пожалуй, на таком пайке я смогу прожить до двухсот лет. Ведь для человека нет ничего вреднее пищи, верно? Она нас убивает».

5. Когда он маскировался, он надевал маленькие, слегка затененные очки вроде очков для плавания под водой. Эти очки оставались единственным, что не было покрыто кремом. Игрек утверждал, что самый легкий способ увидеть его — это определить местонахождение глаз, но я не смогла этого сделать, как ни старалась.

6. Благодаря йоге он научился владеть мышцами и регулировать дыхание. В его ситуации это очень важно. «Я мог бы стать всемирно известным инструктором по йоге, — заявил он. — Я способен сохранять любое положение тела в течение пяти-восьми часов. Я проделывал это множество раз. Я добился невероятной гибкости скелета».

7. Игрек сказал, что, когда он стоит, сидит или лежит, то есть не двигается, его можно, хотя и очень трудно увидеть. Но когда он находится в движении, то он просто неуловим для человеческого глаза. «На улице, особенно в толпе, мои движения пропадают в хаотическом мельтешении всех и вся вокруг меня. Мой расплывчатый силуэт теряется в смешении движущихся фигур людей, которые для человеческого глаза тоже слегка не в фокусе — он просто не успевает фиксировать их точные очертания. Мне ничего не стоит пройти в самолет или в офис любой компании. Чем быстрее я иду, тем меньше заметен».

8. Когда я спросила, на что он живет, Игрек сказал: «Я нахожусь в исключительном положении. Практически деньги мне не нужны. Мне приходится платить только за жилье и за телефон, остальное достается бесплатно». Он сказал, что изредка крадет дорогие вещи, чаще всего ювелирные украшения, в крупных магазинах, а на следующий день продает их за наличные. Иногда крадет что-то в ломбарде и тут же закладывает в другой ломбард в этом же квартале. Или просто берет пару сотен долларов у зазевавшегося кассира. Порой берет деньги в чужих домах, но только в случае самой острой необходимости, или когда жертва сама на это напрашивается. «Я могу обокрасть богатого, состоятельного и скромно живущего человека. Но никогда у чистых душой, страдающих депрессией и бедняков».

9. Он терпит большие неудобства от дождя (вода смывает крем), а также собак и птиц. «Собаки меня ненавидят, — сказал он. — Кошкам я совершенно безразличен, а собаки чуют мой запах и рвутся с поводка. Еще хуже птицы. Вам приходилось оказаться в ситуации, когда голубь с лету врезается вам прямо в лицо? Для этих проклятых созданий я будто зеркальное стекло!»

К концу сеанса настроение у нас полностью изменилось. Последние десять минут мы то и дело смеялись и даже слегка флиртовали. У меня было такое состояние, будто я в первый раз напилась допьяна. Игреку очень льстили мое внимание и интерес. Я не переставала перед ним извиняться. Наконец он сказал:

— Я прощаю вас, Вики. Правда прощаю. Но вы должны дать мне обещание. Отныне я, и только я буду решать, о чем мы будем говорить. И без этих дурацких вопросов вроде «Что вы почувствовали, когда вам было одиннадцать лет и отец презрительно отозвался о вашей стрижке?». И больше не спрашивайте, как работает этот костюм и как я изобрел крем. Хорошо? Больше никаких научных лекций. Мне скучно говорить о вещах, которые я уже познал. Я хочу говорить о том, чему я был тайным свидетелем, и делать это так, как я считаю целесообразным. Ну что, договорились?

— Да! — сказала я. — Да. Все, что пожелаете. Я больше не буду вас расспрашивать. Я сделаю все, что вы скажете.