Принц Зазеркалья - А. Г. Говард

– По-твоему, я сплю? – спрашивает герцогиня.

– Нет, а что?

– Мораль отсюда такова: «Не буди лихо». Я не сплю, значит, я не стану лгать.

Она выдергивает у меня метелочку.

– Ну, убирайся.

Как только эти слова срываются с ее бульдожьих губ, один из бархатных халатов семенит по полу, волоча за собой длинные рукава. Горничная взвизгивает, переводя взгляд оранжевых глаз с меня на удирающий халат.

– Похоже, тебе не придется врать, – говорю я.

Она бросает метелочку и бежит за халатом. Тот парит над полом, как ковер-самолет – снизу его поддерживает Чешик. Горничной приходится встать на четвереньки, чтобы угнаться за ним.

Как только они скрываются за углом, я хватаю прозрачные комбинезоны и устремляюсь в противоположную сторону, к пересечению трех коридоров. Мимоходом вспомнив о Чешике, я посылаю ему мысленную благодарность. О его благополучии я не беспокоюсь. Он не попадется, если только сам не захочет.

Я поворачиваю за угол и сталкиваюсь с папой.

– Эй, эй, – он ловит меня за плечо. – Где ты была?

– Искала… тебя, – придумываю я в промежутках между глотками воздуха.

Ткань пузырится в моих руках, но ее можно лишь нащупать, не увидеть.

Папа не простит воровства. Но всё изменится, как только мы окажемся в Гдетотам, и совесть уступит место самосохранению.

На память приходит Джеб. Он во многом похож на папу. Заботливый, честный и добрый. Интересно, отказался ли он от привычки называть черное черным. Обладателю незыблемых моральных принципов не выжить в мире преступников-подземцев. Но Джеб умеет приспосабливаться. Его детство – тому доказательство.

Надеюсь, он не разучился прощать. Надеюсь, что и Морфей тоже меня простит.

В любом случае ситуацию не упрощает видение, которое в день выпускного бала показала мне Королева Слоновой Кости, прежде чем вернуться в Страну Чудес. И то, что может значить для подземного мира союз с Морфеем.

Словно что-то тычет меня в грудь изнутри, вновь напоминая о Червонной Королеве. О том, что важно здесь и сейчас. Всем планам на будущее придется подождать, пока Червонная не исправит то, что сделала со мной… а потом я ее уничтожу.

– Сюда, – говорит папа, держа меня за локоть. – Бернард ждет в комнате с зеркалами.

Не обращая внимания на жжение в груди, я стаскиваю сумку с папиного плеча. Он слишком занят рассматриванием номеров на дверях и не замечает, что я раздвигаю бутылки с водой, пакетики с орехами и сухофруктами, яблоки, фонарики и разнообразное железное оружие, чтобы уложить в самый низ краденые комбинезоны.

Я не украла их, а одолжила. Когда я вернусь, то отдам Биллю его волшебную одежду с извинениями.

Мое дыхание замирает, когда я понимаю, что отныне про «когда» можно забыть. Прежде чем мы с папой окажемся в зазеркальном мире, чтобы спасти Джеба и Морфея, помочь маме и исцелить Страну Чудес, нам придется пройти через портал и ворота.

Всё – наши жизни, наши близкие люди, наше будущее – зависит от одного слова. ЕСЛИ.

Папа забирает у меня сумку, и мы входим в комнату номер 42.

По пути он объясняет, что случится, когда мы войдем в ворота Гдетотам: мы прыгнем в вихрь из пепла, который выбрасывает пленников в центре зазеркального мира, а стражей переправляет от одних ворот к другим.

Но сначала, впрочем, нужно добраться через зеркальный портал до ворот.

Я думала, что стены в комнате будут покрыты зеркалами. Но вместо них – подушки. Помещение довольно просторное, и в нем нет мебели, только какая-то круглая огороженная штука посредине. Она возвышается почти до потолка.

На металлической поверхности играют разноцветные блики. Панели усажены рядами больших белых ламп. Они выключены и безжизненны. Всё вместе напоминает уменьшенную версию «Гравитрона» в парке развлечений. Когда в городе проходила ярмарка, мы с Джебом и Дженарой в первую очередь бежали к нему.

Я чувствую острую боль тоски – вместе с запахом хот-догов и вкусом сахарной ваты. Это было сродни волшебству. Мы залезали внутрь, прислонялись к стенкам, и «Гравитрон» начинал вращаться – так быстро, что пол отпадал, но мы оставались на месте. Теперь-то я знаю, что нас удерживала не магия, а центробежная сила. И еще я знаю, что такое настоящее волшебство. И что за него приходится платить.

Тоска по тем дням, которые я проводила без забот в компании двух лучших друзей, так сильна, что я делаю шаг вперед и касаюсь гладких прохладных панелей, чтобы отвлечься. Слышится громкое жужжание – мотор включается, и лампочки начинают мигать. Очень ярко. Папа отдергивает меня.

– Что я сделала? – спрашиваю я.

– Ничего. Всё хорошо. Правильно.

Он улыбается, и вид у него становится какой-то отстраненный. Глаза, устремленные на мерцающие огни, блестят мальчишеским восторгом.

– Папа, ты никогда не говорил… как тебе удалось пройти в ворота, ведущие в Страну Чудес?

Его палец касается металла в том же месте, где и мой, и гладит блестящие панели.

– Дядя Уильям учил меня отпирать их. Никого, кроме нас двоих, не было, когда он вдруг упал на колени. Он тщетно пытался вздохнуть. Мне не хватило бы сил втащить его в вихрь. И я понял, что, если я побегу за помощью, он умрет, прежде чем кто-нибудь успеет прийти.

Папа поджимает губы, как будто у этого признания свой отчетливый вкус – горький, едкий.

– Он начал синеть, и я запаниковал. Я слышал рассказы о Стране Чудес. Что тамошние жители умеют исцелять. Тогда я вошел в ворота… подумал, что так быстрее найду помощь. Я знал, что подземцы могут быть злы, но я слышал, что бывают и добрые. К сожалению, сначала я встретил злых.

Он прижимается лбом к машине. Лампочки бросают отсветы на его лицо. Папа закрывает глаза.

Я кладу руку ему на плечо, не в силах отогнать жуткую картину: вот он в плену, в логове Второй Сестры, завернутый в паутину, и к его голове и груди прикреплены сияющие корни. Папины сны выкачивали, чтобы питать ими беспокойные души мертвых. Он был драгоценным сновидцем Второй Сестры десять лет, пока мама не спасла его. Не время рассказывать папе, что он, возможно, столкнется с тем же самым чудовищем, когда мы окажемся в Стране Чудес. Что Вторая Сестра, может быть, держит маму в паутинном плену, если только та каким-то образом не сбежала.

– Папа, ты же был маленьким. Ты принял единственно возможное решение. И ты поступил правильно. Если твой дядя действительно посинел, он бы не дождался, пока ты бы кого-нибудь привел.

Папа вздыхает и поднимает голову.

– У дяди Уильяма случился сердечный приступ. Берни сказал – они нашли его мертвым у ворот… а я пропал.

Прищурившись, он всовывает палец в щель между двумя панелями и нажимает. А потом делает шаг назад. Открывается дверца, и я вижу металлические ступени эскалатора, ведущие вниз.