На родной земле - Валерий Пылаев

Ноги отнять? Интересная штука. А если?..

— А в зверя лютого обернуться можешь? — спросил я. — В волка, али в медведя…

— Чур тебя! — Молчан едва не расплескал молоко. — Что ж ты все дрянь такую спрашиваешь?!

— Так можешь, или нет?

— Есть обряд такой. — Молчан обреченно вздохнул. — И недруга в зверя обратить, и самому обернуться — да только умение великое нужно, да заговор особый знать. Да отыскать разрыв-траву, да золы осиновой, да двенадцать ножей железных — и не простых… Дурное то дело, боярин! — Молчан тряхнул седой бородой. — Человеку в зверя оборачиваться — саму природу обманывать. А глаз обмануть проще.

— Глаз обмануть? — Я навострил уши. — Как это?

— А вот так. — Молчан заерзал, усаживаясь поудобнее. — Посмотрит недруг на тебя — а увидит зверя лютого, али личину чужую. Да только так много народу зараз не проведешь — непременно крепкий умом, да глазом зоркий сыщется — разгадает.

— И то дело. — Я поднялся и попрыгал на месте, согревая подмерзшие в мире духов ноги. — Рассказывай. Всему научиться надобно, а времени тому — день.

— День?! — Молчан закашлялся и выпучил глаза. — Вот неймется тебе, боярин. Куда гонишься-то?

— Не сегодня-завтра князь вернется, да спросит, — вздохнул я. — А я ему службу немалую обещал, да непростую. В Каменец мне путь держать, дед. К Саврошке проклятому.

— А я тебе говорю — песиглавец то был! — Ждана тряхнула косами. — Ужели я врать буду? В латах черных, в большую сажень ростом — даже Горыни-кузеца выше…

— Ты ври, да не завирайся, — отмахнулась Забава. — Выше кузнеца…

Не зря говорят — у страха глаза велики. А Ждана сызмальства любила приврать. Не из корысти, а просто, без умыслу. Оттого и не верила ей Забава, хоть и едва ли не сестрой почитала. Песиглавец — надо же такое удумать? Все ж знают, что сказки это. Может, и были когда-то эти песиглавцы Жданины, да только вышли все… И откуда такому в Каменце взяться? Вестимо, неоткуда.

— Как есть выше! — Ждана схватила Забаву за рукав. — И поглядишь — гридень стоит, все, что до шеи, а голова-то у него собачья! Черная, страхолюдная! Глаза — что твои блюдца, а пасть — во-о-о!

Ждана растопырила руки, показывая едва ли не целый аршин, и Забава не выдержала и рассмеялась.

— Да ну тебя! — насупилась Ждана. — Думаешь, вру? А я сама видела! Такого страху натерпелась, думала — там и помру. Да сберегла Жива-матушка…

— Так темно ж, поди, было? — Забава обняла подружку. — А со страху и не такое привидится. Может, то и не песиглавец, а тать лихой был. Слыхала, что с Селивером, воеводой княжьим, сотворили?

— Как не слыхать? — отозвалась Ждана. — Своим же мечом к стене детинца прибили! Только по латам золоченым и узнали — увидали гриди поутру, да только головы-то Селиверовой нету!

— Чур тебя! — Забава нашарила на шее и стиснула ладонью березовый оберег. — Уж на что худой человек — да я бы и ему такой смерти поганой не пожелала.

— А я бы пожелала, — тихо проговорила Ждана. — Все свеи девкам проходу не давали, а воевода средь них первый. Неспроста смерть ему настала! Бабка говорит — то наказали его за дела худые. А завтра и самого князя…

— Ты что, белены объелась?! — Забава бросилась и зажала Ждане рот рукавом. — А ну как услышит кто, да князю скажет — не отбрехаешься! Три шкуры спустит, а то и прибьет! Будто ты Саврона нашего не знаешь!

— Знаю я его, Саврошку-гада, — прошептала Ждана. — Пущай прибьет! А все одно — не княжить ему в Каменце.

— Чур тебя! — Забава подхватила подол платья. — Совсем ум потеряла…

Надо же придумать такое? И ладно бы придумать — так еще и болтать, как на ярмарке под Перунов день!

— Песиглавец… — проворчала Забава, не сбавляя шага. — Не бывает такого!

Но зародившийся в сердце страх не спешил уходить, даже когда до дома осталось два десятка саженей. С самого детства знакомый мастеровой конец вдруг показался чужим и страшным, хоть еще и не совсем стемнело. И никого вокруг — как назло! Только где-то далеко, чуть ли у самой речки плясал огонек — не иначе, гриди ходят, стерегут. И будто и бояться уже нечего — а все одно нехорошо. Как бы…

— Постой, девица.

В темноте раздался хриплый, похожий на рычание голос, и от стены соседней избы отделилась громадная черная тень. Незнакомый витязь оказался в сажень высоту — выше любого из княжеских гридей. А вместо лица у него…

— Пе… Песиглавец… — выдохнула Забава, роняя корзинку.

Ужели не наврала Ждана?!

— Вижу, признала. — Чудище оскалило огромную зубастую пасть. — Добро. Я тебе зла не желаю.

— Уходи, окаянный! — Забава обеими руками вцепилась в оберег — будто крохотный кусочек дерева мог защитить ее. — Чур меня! Жива-матушка, сохрани, не выдай…

— Не трону я тебя, глупая! — Песиглавец шагнул вперед. — Подарок у меня есть. Да не тебе, а князю Саврону.

Забава попятилась назад, боясь и рот открыть. Кликнуть бы на помощь — да разве поспеет кто? А Песиглавец — вот он, сразу разорвет!

— Скажи ему, да людям в Каменце — дня не пройдет, как будет в хоромах Ратши старого новый князь сидеть. Забыло вече, что есть закон — да я напомню! — Песиглавец бросил за землю что-то круглое. — А с Савроном вот что будет!

По земле, прямо к ногам Забавы, подпрыгивая, покатилась бородатая человеческая голова.

***

В целом жизнь Никса, снайпера двадцать шестого уровня, второго заместителя кланлида «Боевых Топоров», в миру — Валеру Попова, устраивала. Непыльная работка в офисе, собственная двухкомнатная квартира, корейская «Киа» — пусть не новая, зато не в кредит — а теперь еще и Игра. С большой буквы — никак иначе Валера «Гардарику» и не называл. Поначалу было тяжеловато — вместо привычного гриндилова и возможность прокачаться до капа за какие-то две-три недели — бесконечные походы и плаванья под проливным дождем… Но потом втянулся и уже и не мыслил существования без этого непростого, на такого живого и настоящего мира. А уж когда «Топоры» полным составом удрали с островов и окопались в Каменце — вообще пошло-поехало!

А как они тогда навешали булгарам? Сплошной фан, кач и столько лута, что в инвентарь не влезло! Да и потом не хуже. Валера никогда не стеснялся говорить, что грабить боярские дома ему понравилось даже больше, чем отстреливать бестолково мечущихся по полю всадников с кривыми саблями. А чего вы хотели? Средневековье — оно такое и было! Выживал сильнейший. А именно к сильнейшим Валера, он же снайпер Никс, а теперь еще и славный боярин Никас, себя и причислял. И — надо сказать — вполне обоснованно!

Вот сделать бы еще ту халтуру, которую Саурону предложили какие-то кенты… Непонятные, сволочи — да больно бабки хорошие. По сорок на руки — такое на дороге не валяется. А всего-то надо поймать двух каких-то хмырей, которые засели в Вышеграде. Да рановато туда еще. Вот если подтянуть новичков, приодеть, обучить — тогда можно. Через недельку-другую. А пока потерпим — правильно Саурон говорит.