История тайных обществ, союзов и орденов. - Георг Шустер

Подавление со стороны Австрии либеральных замыслов Италии придало новые надежды испанским роялистам, руководимым духовенством. Они, со своей стороны, образовали хунты и собрали армию верных, чтобы покончить с либерализмом и конституцией. Их центром была «апостольская хунта» в Байоне. С их стремлениями был вполне согласен Фердинанд, который, по свойственному ему лицемерию, шел заодно со всякой партией, находившейся в это время у кормила правления.

Назвать стоит «Общество концепционистов», «Защитников веры» и основанное в 1827 г. общество «Ангелов — губителей». Оно получало руководство из центрального учреждения в Риме, насчитывало в числе своих членов преимущественно монахов и было распространено по всей Испании. Свои «Conciliabein» оно устраивало ночью в церквах. Его существование напрасно отрицается церковно настроенными писателями вроде Ла-Фуэнте.

Конгресс монархов в Вероне (октябрь 1822 г.) поручил Франции вооруженное вмешательство против революционных деятелей в Испании и их системы террора. Напрасно последние призывали народ к оружию. Массы, руководимые священниками и монахами, не обнаруживали понимания конституционной свободы и нового порядка вещей, который слишком противоречил их старым привычкам и чувствам. Старая славная герилья, на которую кортесы возлагали все свои надежды, не устроилась. Напротив, дикие толпы «Армии верных» и низкопоклонные оппортунисты приветствовали повсюду французские войска как избавителей от ужасного ига смертельно ненавидимых «франкмасонов». Революция была подавлена, и реакционный терроризм, полный ужасающего произвола и жестокости, выпустил на несчастную страну всех духов гнева и мести. Мстительность и партийное озлобление южан подавляли все человеческие побуждения, разрывали узы землячества и предавали закон и право презрению. Как природа страны не обнаруживает ничего мелкого, ничего среднего, так и добродетель и преступление носят в Испании печать великого и могучего.

Сторонники Moderates и Exaltados пали под ударами палачей, погибали от кинжалов разбойнической и кровожадной черни или тысячами блуждали, в качестве нищих и безродных беглецов, по чужим странам, всей душой ожидая дня возвращения. С тем же безмерным озлоблением, с которым во Франции шла борьба за уничтожение старого порядка, в Испании велся бой за сохранение тысячелетних привычек. В обеих странах чернь была излюбленным орудием, которое тут соблазняли «свободой, равенством, братством», там фанатизировали во имя веры и королевской власти. Испанская нация, разбитая и раздавленная, жестоко поплатилась за это. Ее духовный подъем был парализован, материальное благосостояние подорвано, доверие иностранных держав утрачено, правительство лишено почтения и уважения.

Но, несмотря на преследования, тайные общества продолжали — правда, с чрезвычайной осторожностью — собирать свои силы и устраивать заговоры против существующей власти. Отныне Андалузия и Каталония стали главными очагами движения. И в многолетней ожесточенной гражданской войне между карлистами, приверженцами Дона Карлоса, младшего брата Фердинанда, умершего, бездетным и унесшего с собой проклятие страны, и Christinos, свободомыслящими сторонниками королевы — вдовы Марии — Христины и ее дочери Изабеллы II, тайные общества часто бывали замешаны и неоднократно подвергали отечество опасности стать добычей анархистов. И еще в наши дни тайные общества держат многолюдные города в постоянном беспокойстве, и поныне волны радикального и анархистского движения, возбуждаемые заговорщиками, бушуют вокруг испанского королевского трона.

Венский конгресс поднял Австрию до значения главенствующей державы на Аппенинском полуострове. Обширные земельные владения в Северной Италии и родственные отношения к многочисленным мелким княжествам страны, казалось, оправдывали преимущества старой монархии. И Меттерних поспешил укрепить это положение всеми способами макиавеллевской политики. Каждое движение духа, каждое национальное стремление к политической самостоятельности, все виды сообществ — все это самым решительным образом выслеживалось и подавлялось разработанной до мелочей системой сыска, полиции и цензуры.

Но система абсолютизма со своим всемогущим чиновничеством могла пустить корни лишь в том случае, если бы представилась возможность перенести дух регресса также и в остальные итальянские государства. Перспективы не были отнюдь неблагоприятны. Ибо образ правления в Парме и Модене во всех частях своих представлял копию Ломбардо — Венецианского государства, тогда как в Сардинии, Пьемонте и Риме на всех жизненных поприщах объявлялась война современному духу. В Королевстве обеих Сицилий после устранения Иоахима Мюрата, сына трактирщика, которого возвели в маршальское достоинство и, наконец, в короли Неаполя его военная доблесть и благоволение его зятя Наполеона, — в этом королевстве царствовал Бурбон Фердинанд I также по указаниям Меттерниха. Воспитав в себе под влиянием среды самые грубые наклонности, привыкнув тратить время и деньги на низкие развлечения, король питал отвращение ко всяким революционным новшествам, хотя удары превратной судьбы не прошли для него бесследно.

Возвращение Наполеона с Эльбы привели лишь к временному перерыву в реакционной деятельности, которая с тем большей энергией возобновилась после второго Парижского мира.

Результаты меттерниховской системы обнаружились вскоре в полном крушении государственного хозяйства. Финансы пришли в совершенный упадок; о торговле и промышленности при неопределенности всех отношений едва ли могла вестись речь, а земледелие, некогда служившее источником народного благосостояния, не могло развиваться рядом с едва обложенными податями латифундиями дворянских семей. Растраты и подкупы чиновников были всем известны, и на них смотрели сквозь пальцы; а разбойники и бродяги сделались могущественной силой, с которой правительства то вели переговоры и заключали трактаты, то вступали в кровавую борьбу.

Существенное участие в разложении и крушении государственной жизни принадлежало также существовавшим уже давно в Италии политическим тайным союзам, в особенности карбонариям. Имея во всех провинциях свои отделения, карбонарии старались возбудить и поддержать в среднем сословии и в армии конституционные взгляды. У правительств не было ни уважения, ни силы, чтобы решительно противодействовать мятежному движению.

Когда известие о восстании войск в Кадисе и быстрых успехах революции кортесов пришло в Неаполь, среди карбонариев началось сильное движение. Их посланные подняли гарнизоны Колы и Авеллино. К восставшим немедленно присоединились епископ, учреждения и граждане города Авеллино, и в революционном опьянении этого дня было решено принудить короля к введению испанской конституции, хотя никто не имел о ней ясного представления.

Затем революционные события разыгрались подобное тому, как уже известные нам события в Испании. Главное предводительство всем войском было возложено на генерала Гульельмо Пеле, бывшего офицера Мюрата, пользовавшегося доверием карбонариев, а из уважаемых лиц либерального образа мыслей была создана правительственная хунта. 13 июля престарелый король, украшенный красно — черно — синими цветами карбонариев, присягнул конституции. Все, казалось, были удовлетворены; искреннее воодушевление охватило все сердца. Общественное мнение за границей с изумлением взирало на этот акт патриотического подъема.