Жданов - Алексей Волынец

После консилиума семья Ждановых пригласила всех медработников не на банкет, а просто в столовую пообедать, мама там не присутствовала, но она рассказывала, что стол был с выпивкой. Вернулась она в полной растерянности и, конечно, сразу начала рассказывать, что с ней произошло. А произошло вот что: Жданову стало плохо, и мама по своей специальности стала его обследовать — оказалось, что у Жданова — инфаркт. Когда она стала докладывать об этом, другие консультанты её предложение сразу же отвергли и сказали, что никакого инфаркта у Жданова нет, а есть сердечная недостаточность. Мать на них смотрит и думает: то ли она сходит с ума, то ли они — сумасшедшие… Причём, она сдавала в институте экзамен Виноградову, это её учитель…

Она говорит: как же так, они утверждают, что ничего подобного нет… Ей ничего не оставалось делать, как действовать самой. Но действовать как? Обратиться к самому больному? К семье обратиться неэтично…

И она решила обратиться к охраннику, майору Белову, написала письмо, письмо сугубо медицинское. Письмо было адресовано, я помню, в ЦК. У мамы не было возможности посоветоваться, она была расстроена. Гражданский подвиг она совершила: не побоялась своего непосредственного начальника, Егорова, а это величина была. Её просто обстоятельства вынудили это делать. Если бы она была в Москве, я думаю, она побежала бы лично, не знаю куда, но побежала бы спасать человека. Начала хлопотать, но Валдай далеко от Москвы».

Валдай далеко от Москвы… Незатейливый рассказ сына Тимашук стыкуется с другими известными обстоятельствами. Ведущие кремлёвские врачи явно не считали состояние пациента смертельным, методы лечения, опасные при инфаркте, не изменили — отсутствовал строгий постельный режим, остался и общий массаж, рекомендованные прогулки и приём дигиталиса, лекарственного растения для стимулирования сердечной деятельности. В защиту профессоров из Лечсанупра Кремля отметим, что не все современные медики, изучавшие последние кардиограммы Жданова, согласны с диагнозом Тимашук. Вопрос остаётся открытым. Видимо, навечно.

Андрей Александрович Жданов умер 31 августа 1948 года в 15 часов 55 минут на кровати в спальне своего правительственного номера. Накануне он почувствовал себя лучше, с утра встал, побрился. Взялся за доставленные газеты и почту из ЦК. Последнее, что видел он в уходящие секунды жизни сквозь большое окно напротив, были тёмные, почти чёрные валдайские ели.

В тот же день здесь экстренно появились член политбюро, заместитель председателя Совета министров Николай Вознесенский и секретарь ЦК Алексей Кузнецов. Вместе с ним прибыл ближайший помощник Сталина, заведующий особым сектором ЦК Александр Поскрёбышев. Уже вечером, через несколько часов после смерти, провели вскрытие — прямо там же на даче, в ванне правительственного номера. Вскрытие на месте проводил прибывший из Москвы патологоанатом по специальному разрешению Сталина, переданному Поскрёбышевым.

В 17 часов 1 сентября 1948 года поезд с телом покойного, членами его семьи и сопровождающими уже прибыл на Белорусский вокзал столицы. Жданов в послевоенном СССР не только в кругах партийно-государственного чиновничества, но и в общественном сознании воспринимался как второй человек после Сталина. И его похороны стали одними из самых значительных по масштабу в советской истории, уступая лишь похоронам Ленина, Сталина и Брежнева.

На площади Белорусского вокзала собрались десятки тысяч москвичей, чтобы встретить траурный поезд. На перроне выстроился почётный караул. Прибыли все члены политбюро (кроме самого Сталина), маршалы Советского Союза, высшие чиновники огромной страны. Поток людей, следовавших за гробом, установленным на лафете, растянулся от Белорусского вокзала до Охотного Ряда.

Вспоминает Юрий Жданов: «Траурная процессия медленно двигалась по улице, и вдруг внезапно я слышу громкий смех. О чём-то оживлённо разговаривая с Маленковым, смеялся Берия». Сын был раздавлен смертью отца и не факт, что адекватно воспринимал в тот момент окружающее. Но несомненно, что товарищи Маленков и Берия, привыкшие к человеческим смертям, не убивались от горя в связи с кончиной соратника-соперника.

Гроб с телом Андрея Жданова установили в Колонном зале Дома союзов на высоком постаменте, утопавшем в живых белых цветах. Над ним развернули приспущенное, обрамлённое чёрной каймой алое бархатное знамя. Мраморные колонны зала были затянуты кумачовыми полотнищами с гербами всех союзных республик и Советского Союза.

В зале — сотни венков. У гроба — самый большой с надписью на кумачовой ленте: «Дорогому товарищу и другу Андрею Александровичу Жданову от Центрального Комитета ВКП(б) и Совета министров СССР». Будет заметен и венок с такой надписью: «Боевому руководителю и другу искусств Андрею Александровичу Жданову от Большого театра СССР».

В почётном карауле у гроба Жданова стояли члены и кандидаты в члены политбюро, министры, маршалы, генералы, представители науки и искусства, делегаты от предприятий Москвы и области.

В 23 часа 10 минут в почётный караул у гроба Жданова встал Иосиф Сталин. За неполные сутки в Колонный зал Дома союзов пришли проститься со Ждановым почти 200 тысяч человек. В послевоенном СССР большинство людей искренне скорбели по тому, кого считали одним из творцов нового государства и недавней великой победы.

Писатель Лев Кассиль оставил воспоминания о том прощании: «Медленно двинулись через зал траурной нескончаемой чередой сперва посланцы столицы — делегации заводов, институтов, районов, а потом просто люди всех возрастов, всех профессий, готовые простоять в скорбной очереди, протянувшейся от Охотного до Арбата, долгие часы, чтобы иметь возможность поклониться одному из лучших сынов коммунистической партии, верному сподвижнику великого Сталина…

Угас сентябрьский день, пришла траурная осенняя ночь. А люди всё идут и идут. Сменяются караулы у гроба, не видно конца и края молчаливым людским колоннам, медленно движущимся к Дому Союзов… Всю уже по-осеннему долгую сентябрьскую ночь идут люди к Колонному залу Дома Союзов. Бессонной кажется опечаленная Москва. А когда в рассвете пожелтели, словно усталые, уличные фонари и забрезжившее утро осветило поникшие траурные флаги, влажные от росы, ещё гуще и плотнее стал поток людей, идущих на последний поклон к Андрею Александровичу Жданову.

Уже некуда ставить в Колонном зале венки… На десятки кварталов вытянулись днём 2 сентября траурные колонны прощающихся с товарищем Ждановым… Рано утром здесь было много детей. Ребята шли сюда вместе с родителями, прежде чем отправиться в школу. Я видел девочу-пионерку лет двенадцати с большим портретом товарища Жданова, который она рисовала сама всю ночь».

В 16 часов 2 сентября 1948 года двери Колонного зала закрылись. С покойным прощались члены семьи. В 17 часов 20 минут в последний почётный караул у гроба встал Сталин. Затем он и другие члены политбюро под реквием Чайковского вынесли гроб к орудийному лафету. Траурная колонна медленно двинулась на Красную площадь. Над Кремлём на куполе Верховного Совета был приспущен красный флаг. Сталин шёл рядом с гробом друга. Впереди на алых подушечках несли депутатские значки, ордена и медали покойного.