На войне как на войне. "Я помню" - Артем Драбкин

– Удавалось вашей роте сбивать немецкие самолеты?

– Да, я уже точно не помню сколько, но около пяти самолетов нам сбить удалось. Но какой расчет сбивал самолет, было непонятно, ведь стреляли-то все вместе. Я, конечно, тоже стрелял, но не могу сказать, что предположительно это я сбил, такой уверенности у меня не было.

– В каком направлении двигалась ваша дивизия?

– С нашего сельского винзавода взяли бочки, саперы на них сделали настил, по которому через Днестр переправилась вся дивизия, и начали наступать в направлении Оргеева. Буквально через день или два мы его взяли, но сил наступать дальше больше не было, поэтому встали там в оборону и простояли на том рубеже до самого начала Ясско-Кишиневской операции, т. е. где-то четыре с половиной месяца.

Там у меня произошел памятный случай. Где-то посреди этого срока меня пришла навестить моя мама. Не знаю, как она узнала, где мы находимся, но факт, что она босая пешком пришла к линии фронта и нашла меня. На такое способна, конечно, только родная мать… Нам разрешили встретиться, она даже переночевала там одну ночь у меня. И вечером, когда мы с ней говорили, наши «Катюши» начали обстреливать немецкие позиции. Я решил прихвастнуть, и говорю ей: «Смотри, мама, как мы немцев бьем!» А она мне ответила: «Чему же ты радуешься, сынок, ведь там убивают людей…» Все-таки только матери понимают, что значит родить и воспитать ребенка…

Мы там простояли столько времени в обороне, поэтому говорили даже, что и мы, и немцы чуть ли не поименно знали всех командиров частей, стоявших напротив, но буквально накануне наступления нашу дивизию оттуда сняли и направили в сторону Теленешт. У нас в роте было три «студебекера», каждый из которых перевозил по одному взводу, т. е. по три расчета. Два пулемета везли в транспортном положении, а один устанавливали так, чтобы из него можно было стрелять.

Но по дороге в одном месте наш «Студебекер» наехал задним колесом на противотанковую мину… И опять мне крупно повезло: я сидел как раз сзади, но на другой стороне. Когда меня выбросило из машины, я упал прямо головой вниз на пашню и потерял сознание. А когда очнулся, то вскочил и как очумелый бросился бежать, но какие-то солдаты меня остановили… Оказалось, что от взрыва всех одиннадцать человек нашего взвода раскидало в разные стороны, и только я один оказался не ранен, меня только контузило… Правда, в основном ранения были легкие, но у одного из наших солдат был разворочен живот, оторвана нога, и я думаю, что он не выжил…

То, что произошло с нашей машиной, видел или слышал кто-то из моих односельчан и, видно, написал об этом домой, в общем моим родным передали, что я погиб… Хорошо еще, что я вскоре отправил письмо, что со мной все в порядке… Но в медсанбат меня не отправили, я приходил в себя в своей роте.

Вы знаете, после войны мне по работе пришлось много ездить по Молдавии, я ее исколесил буквально вдоль и поперек, но на то место так и не заехал…

Потом мы участвовали в освобождении Кишинева, 122-й стрелковый и 89-й артиллерийский полки получили даже почетное наименование Кишиневских. Затем наша дивизия переправилась через Прут в Румынию, освобождала город Васлуй.

Недалеко от Васлуя, в отрогах Карпатских гор, нашу дивизию поставили на пути возможного прорыва из окружения немецких войск, и вот там со мной случился самый яркий мой боевой эпизод, за который меня даже наградили медалью «За отвагу».

Дивизия расположилась в деревне, носящей очень благозвучное для русского уха название – Ибанешты, которая находилась в низине, а наш взвод, как обычно, занял позицию на самой высокой точке в округе. В сторону Прута от нас буквально метрах в ста был лес.

Ночью, это было 2 сентября, где-то в двенадцать часов, как раз было время моего дежурства, я вдруг заметил, что между нами и лесом, вдоль наших позиций, строем идет большая колонна немцев, и, судя по направлению их движения, они должны были выйти как раз на позицию артиллерийской батареи, которая была неподалеку от нас. Я разбудил своего напарника, оставил его у пулемета и побежал будить нашего командира взвода. Всех, конечно, разбудили, заняли свои места у пулеметов, а командир взвода пришел к нам в расчет и всех предупредил: «Без моей команды не стрелять».

И вот когда он ее вот-вот уже должен был отдать, он вдруг вскочил в полный рост на бруствер и в этой полной ночной тишине во весь голос закричал: «По противнику огонь!» Он кричал так, как будто отдавал приказ целому полку, а ведь перед нами никакой пехоты не было, да и нас только одиннадцать человек… Но нам повезло в чем? Была лунная ночь, видимость была довольно хорошая, но там между нами была какая-то лесопосадка, поэтому немцы нас и не заметили.

В общем мы открыли огонь, когда немцы были от нас, наверное, метрах в пятидесяти… У них сразу возникло сильное замешательство, правда, попытался огрызаться один пулемет, но мы его сразу подавили. Этот фактически расстрел, продолжался всего пару минут, немцы бросились в сторону леса, а своей пальбой мы разбудили всю округу. К нам из деревни прислали подкрепление, но до утра решили немцев не преследовать.

А утром силами нашей дивизии этот лес окружили, и в плен тогда мы взяли несколько тысяч немцев… За тот ночной бой наградили и меня, и нашего командира взвода, кажется, орденом Красной Звезды. Сколько мы тогда положили немцев, я не знаю, мы туда смотреть не ходили, а у нас во взводе в том бою потерь не было, никого даже не ранило.

После окончания Ясско-Кишиневской операции нас отправили на переформировку на Западную Украину, под Ровно, и там нам пришлось столкнуться с бандеровцами. Их сейчас украинские власти стараются реабилитировать, но я-то знаю, какие подлые и жестокие были эти гады… Как они коварно, исподтишка убивали наших солдат… Мы знали, что они даже с помощью смазливых девиц заманивали наших солдат и убивали их…

Но там мы пробыли недолго, где-то месяц, и нас отправили обратно в Румынию. Без особых боев освобождали Румынию, Югославию, а уже где-то в ноябре мы переправились через Дунай в районе венгерского городка Мохач и начали наступление на Будапешт.

Под Секешфехерваром были тяжелейшие бои, если не ошибаюсь, то этот город мы брали и оставляли несколько раз, но там немцы бросили против нас 6-ю танковую армию Гудериана, с отборными эсэсовскими дивизиями, и части РОА. Причем, как потом выяснилось, Власов и командующий нашим фронтом Толбухин были однокашниками в Академии Генерального штаба, и немцы нам даже сбрасывали «для него» листовки примерно такого содержания: «Федя, уходи за Дунай, а то мы тебя в нем искупаем…» Но в Дунае нас немцы так и не искупали, хотя потрепали сильно…

Когда Будапешт окружили, то нашу дивизию поставили во внешнее кольцо окружения. От нас до внутреннего кольца было расстояние всего в тридцать пять километров, и поэтому немцы, чтобы выручить свои окруженные войска, решили прорвать кольцо окружения именно на нашем участке. В ночь на шестое января они нанесли мощнейший удар, на стыке нашей и соседней дивизии, и прорвали нашу оборону…

Мы оказались в окружении, и началось что-то наподобие паники… Наша рота была на какой-то высотке, нас всех собрал командир роты и сказал примерно следующее: «Ребята, надо выходить маленькими группами», и с парой солдат он первый и ушел, а мы остались «без руля и без ветрил»… Что оставалось делать? Бросили наши пулеметы и пошли… А позади нас было большое венгерское село, в центре которого находился штаб нашей дивизии, а в школе на окраине располагался штаб одного из полков. Мы с моим приятелем Петей Неумыванным, он тоже был из Молдавии, но из Каменского района, пошли вместе в штаб полка, думали, что хоть там нам скажут, что делать дальше. Одноэтажное здание этой школы оказалось переполнено нашими солдатами, их там было больше сотни, это точно, но офицеров среди них не оказалось, и вся эта масса солдат уже напоминала не армию, а стадо баранов… Начались крики и обсуждение, что лучше делать: одни говорили, что нужно отстреливаться из подвала, другие говорили, что лучше с чердака… И я очень ярко запомнил, как посреди этого обсуждения вперед вышел один старшина, по-видимому, украинец, с такими пышными и длинными усами, и сказал: «Будь что будет, а я отсюда никуда не пойду». – И сел на пол… А бой в это время шел уже почти у стен самой школы, стрельба слышалась совсем рядом, мы даже слышали выкрики немцев «Хенде хох»… И мы с Петей решили немедленно уходить.