Дезертир флота - Юрий Валин

– Что там? – встревоженно спросил сидящий на козлах второй повозки фуа.

– Пойдем и посмотрим, – сказал Квазимодо, пытаясь одной рукой удержать волнующихся лошадей, а другой снять арбалет с луки седла. – Ныр, с лошадьми будь внимательнее.

Большая серая кошка сидела посреди дороги. Квазимодо сглотнул – кошка действительно была большая. Светло-серый, мягко блестящий мех, длинное тело, грациозная голова. Судя по размерам, кошка вполне могла пообедать любой из лошадок отряда. Только почему-то не верилось, что это грациозное создание будет алчно рвать мясо, раскидывать по снегу клубки кишок и обгладывать кости. Хотя кошка была опасна. Очень опасна и очень красива.

Квазимодо услышал, как Ныр медленно взводит арбалет. Бат потянулся к топору. Только Теа замерла, держа лошадей.

– Не нужно, – громко прошептал вор пересохшими губами. – Без оружия. Это Хозяйка.

Кошка неторопливо встала и двинулась к людям. Ее бесшумные плавные движения завораживали. Кони мелко задрожали. Кошка глянула на замершего на повозке Бата. Неторопливо обогнула упряжку и села перед Теа. Лиска и кошка долго смотрели друг на друга в полной тишине. Даже ветер утих. Квазимодо слышал свое прерывистое дыхание. Хотелось выдернуть из ножен кукри, а еще лучше – сорвать закрепленную у седла глефу. Кошка двинулась к нему. Кони судорожно замерли, готовые броситься прочь или умереть от ужаса на месте. Вор и сам почувствовал, как останавливается сердце.

Глаза у кошки были бледно-желтые. Уши с крупными и пушистыми, похожими на игрушечные кисточками. Но мало кто решился бы посмеяться над этими украшениями. Квазимодо смотрел в глаза кошки и не мог оторваться. Вот существо в тысячу раз мудрее тебя, жалкий одноглазый уродец. Наверное, она действительно была богиней. Вор плохо понимал богов. Но эту богиню поистине стоило уважать.

Кошка наконец мигнула и прошла дальше. Квазимодо почувствовал, что на подбородке мерзнет слюна. Опять опозорился, машинально вытерев лицо, смотрел, как длиннохвостая Менти подходит к повозке Ныра. Лошади попятились, тут же замерли. Фуа зачем-то сдернул колпак, пригладил светлые волосы. Кошка заинтересованно склонила голову набок, поразглядывала фуа, потом вопросительно дернула кончиком хвоста. Ныр согласно и серьезно кивнул, полез за пазуху. Геккон свесился с его ладони и довольно независимо уставился фиолетовым глазом на огромную кошку. Ящерицу Менти разглядывала дольше, чем всех двуногих. Потом тряхнула кисточками на ушах, сделала несколько шагов и легким, невыносимо длинным прыжком взлетела на скальный уступ. Через мгновение длинное серое тело исчезло в скалах.

Геккон задумчиво прищелкнул и полез за пазуху фуа.

Квазимодо с облегчением повел лошадей вперед:

– Воистину милостива богиня Менти. И не стоит нам злоупотреблять ее гостеприимством.

– Видели, какое у нее серебро на шее? – со страхом и восхищением спросил Бат.

– Какая же она красивая! – потрясенно сказал Ныр, подъезжая к друзьям.

– Что-то на серебро я внимания не обратил, – пробормотал вор. – А так – действительно божественно красивая. Один хвост чего стоит. Поехали отсюда поживее.

Лошади тоже явно жаждали убраться подальше.

– Нет, – растерянно сказала Теа. – Она меня пригласила.

– Куда? – изумленно спросил Ныр.

– Ну… Поговорить.

– Теа! – застонал вор.

– Не бойся, она не будет меня обижать…

Вор сидел у костра. Теа ушла уже давно. Квазимодо аккуратно сложил ее одежду в сотне шагов от лагеря. Время, как и холод и темнота, тянулись целую вечность. Ныр и Бат, долго шептавшиеся о богах, богинях и мелких божках, уже спали. Глупо было сидеть и не спать. Что бы ни случилось, завтра нужно будет идти. Или вперед – или назад. Искать. Оставить себе двух лошадей, запас топлива и еды. Парни пусть пробиваются веред. Потом можно будет их догнать. Если Теа придет…

Вор знал, что без рыжей никуда не пойдет. Богиня или нет, но при случае можно проверить шкуру этой Менти болтом и глефой. Только не нужно такого случая, не нужно! Пусть рыжая вернется. Нельзя ее было одну отпускать. Пусть только вернется. Глаз, морда, деньги – никогда в жизни ты больше не будешь о таком дерьме жалеть. Пусть только рыжая возвращается.

Хруст снега вор услышал издалека. Квазимодо вскочил, забыв о плаще, кинулся в темноту. Следы, следы на истоптанном снегу – конские, человеческие… Вот из мрака появилась Теа в одной рубашке – куртка, брюки и доха ворохом торчат в руках.

– Не трясись так. – Одежда упала в снег, теплые руки обняла шею вора. – Я знаю, что ты меня ждешь. Ничего со мной не случилось.

У костра Теа поспешно оделась.

– Медуза обгаженная, как холодно!

Квазимодо помог ей влезть в доху.

Ныр сидел, закутавшись в плащ, с нетерпением ждал рассказа. Тактичный Бат делал вид, что спит.

– Не смотрите на меня так, – смущенно сказала Теа. – Я ничего рассказать не могу. Может быть, потом. Это как сон. Молчишь, а в голове века пролетают. Я не знала, что так способна чувствовать. Как это рассказать?

– Ничего не нужно рассказывать, – поспешно сказал вор. – Скоро рассвет, вперед будем двигаться.

Заносы – вот настоящее проклятие. Идет, тянется скальная плоскость, снега почти нет, его сдувает жестокий, непрекращающийся ветер, порывы резкие, стоит выпрямиться и ледяной хлесткий удар разворачивает тело, подталкивает или к пропасти, или к каменным, словно невзначай выставляющим острые ребра стенам. И это хорошо, потому что там, где нет ветра, колеса сразу и намертво застревают в плотных сугробах. Утомленные до полного равнодушия лошади останавливаются. Лопаты снова и снова отбрасывают пласты снега в сторону, пробивают колеи, достаточные для того, чтобы продвинулись колеса. Лопаты на повозки, упереться в борт, закрытый обледеневшим холстом… Лиска уговаривает лошадей. Повозка со скрипом, стоном выбирается из снежного плена, чтобы через двадцать, тридцать, если повезет – сто шагов снова намертво увязнуть.

Четвертый день. Совершенно бесполезно. Уже не выбраться ни назад, ни вперед. Квазимодо понял это вчера. Слишком далеко. Даже если считать приблизительно – большая часть пути остается впереди. Сил уже нет. Вернее, люди еще держатся, но лошади на пределе. Лиска молчит, но и так понятно. Она жалеет лошадей, но еще больше жалеет тебя, Полумордый. Твоя ошибка – завел, погубил. Зачем? Люди уже давно движутся пешком. Люди, лисы и лягушки выносливее копытных. Можно рискнуть – взять двух самых выносливых лошадей, навьючить самое необходимое и пробиваться назад. Лиска, конечно, брошенных лошадей никогда не простит. Нет, глупости. Обратно идти уже поздно. До становища горцев никто не доберется. Не попробовать больше жирной баранины.

Интересно, не побрезгует ли ее величество Менти мерзлыми останками глупых путников?

Ночь пришла как избавление. Можно не стоять на ногах, не идти, можно сесть у огня и ничего не толкать, не сжимать в замерзших руках черенок лопаты. Костер горит ярко – еще бы, поленья щедро политы самым лучшим ламповым маслом. Квазимодо с трудом расковырял холст на повозке, хотел взять бочонок подешевле, да сил не хватило искать. И то хорошо – полезный урок дал покойный капитан Кехт. Идешь опасным путем – возьми груз, который пригодится. Жаль, ненадолго масло поможет. Хоть все сожги – весна не наступит.