Гайдзин - Джеймс Клавелл

Сердце его все ещё бешено колотилось, он был в ярости и ещё не оправился от паники.

Когда первые приглушенные звуки нападения донеслись до него, он, в полном удовлетворении, совершал последний обход изгороди изнутри в сопровождении четырех человек — изгородь, кроме всего прочего, хорошо поглощала всякий шум снаружи. К тому времени, когда он достиг ворот и выглянул из них, он с ужасом увидел, как четыре человека бегут к изгороди, а ещё два атакуют ворота. Первая его мысль была о сёгуне, и он побежал к банному павильону, но камергер крикнул оттуда:

— Что происходит?

— Нас атакуют какие-то люди, заберите сёгуна из ванны…

— Его там нет, он у врача…

Ещё один рывок в безумной тревоге мимо банного павильона во внутренние покои. Они были пусты, перепуганная служанка сказала ему, что повелитель находится в одной из комнат на соседней веранде. Он вышел и тут же увидел двух воинов, бегущих к ним с обнаженными мечами. Теперь он уже никак не смог бы защитить сёгуна, но в голове мелькнула мысль, что раз эти двое нападают на них здесь, возможно, они проскочили мимо его повелителя…

Он знал, что не будет по-настоящему жив, пока не найдет его живым. Это не заняло много времени. Нобусада заходился в кашле и крике, все ещё перепуганный до полусмерти, все суетились вокруг него, только усиливая сумятицу. Капитан быстро узнал, что принцесса не пострадала, хотя тоже была в истерике. Паника его улеглась. Не обращая внимания на гнев Нобусады, он начал отдавать распоряжения, и в голосе его слышался такой лед, что сердце ушло в пятки у каждого солдата поблизости:

— Курьера сюда и с ним четырех человек, срочно отправить вперед донесение. Исключая тех, кто стоял в карауле эту смену, всем стражникам собраться здесь, бегом, всем расположиться на территории гостиницы, пятьдесят человек — вокруг спальных покоев, по два — на каждом углу каждой веранды. Десять человек будут постоянно находиться при особе повелителя, пока он и она не будут благополучно препровождены во дворец.

Поздним утром следующего дня, внутри дворцовых стен, Ёси быстро шел через наружное кольцо садов. Моросил мелкий дождь. Рядом с ним шагал генерал Акэда.

— Это страшно рискованно, господин, — говорил он, опасаясь, что в каждой заросли и в каждом отдельном кусте, как бы аккуратно они ни были подстрижены, могут прятаться враги.

Оба они были в легких доспехах и при мечах — большая редкость здесь, куда не допускался ни один самурай и где было запрещено любое оружие. Запрет этот не распространялся только на правящего сёгуна и четырех человек его обязательной охраны, главу Совета и опекуна наследника.

Близился полдень. Они опаздывали и совсем не замечали окружавшей их красоты, озера и мостики, покрытые цветами кусты и деревья, которые подстригали и холили на протяжении столетий. Всякий раз, когда им попадался садовник, он падал ниц и не поднимался, пока они не исчезали из виду. Для защиты от дождя поверх доспехов они надели плетеные из соломы накидки. Дождь с небольшими перерывами лил все утро. Ёси прибавил шагу.

Не в первый раз он спешил на тайную встречу в стенах дворца — безопасную как будто, но никогда не безопасную по-настоящему. Так трудно договориться о действительно безопасной встрече где бы то ни было, со шпионом, осведомителем или противником, почти невозможно сохранить её в тайне, всегда приходится остерегаться засады, яда, притаившегося в укромном месте самурая с луком или мушкетом. То же самое относилось к любому даймё. Он знал, что его собственный фактор безопасности был очень низок. По сути настолько низок, что его отец и дед научили его принимать как данность, что в их карме не было места смерти от старости.

— Где-где, а здесь нам опасность не грозит, — ответил он. — Было бы немыслимо нарушить перемирие в этих стенах.

— Да, но только не для Огамы. Он лжец, мошенник, его следует скормить стервятникам, а голову насадить на пику.

Ёси улыбнулся и почувствовал себя лучше. С тех пор как среди ночи прибыло ужасное известие о нападении сиси на гостиницу в Оцу, он находился в таком нервном напряжении, какого ещё не знал, — большем, чем когда после смерти дяди сёгуном вместо него назначили Нобусаду, большем, чем когда тайро Ии арестовал его, его отца и их семьи и отправил гнить в жутких каменных мешках. Он приготовил к форсированному маршу двести человек, которые должны были встретить кортеж у заставы Киото, а на рассвете тайно послал Акэду к Огаме, чтобы рассказать ему обо всем, что произошло, и объяснить, почему большой отряд снаряженных для войны солдат покидал его крепость.

— Передай Огаме все, что нам сообщили, и ответь на любые его вопросы, мне не нужны ошибки, Акэда.

— С моей стороны их не будет, господин.

— Хорошо. Затем передай ему письмо и попроси немедленного ответа. — Ёси не сказал Акэде, что содержится в письме, и генерал не спрашивал. А когда Акэда вернулся, Ёси спросил: — Расскажи мне в точности, что он сделал.

— Огама прочитал письма два раза и сплюнул, дважды выругался, швырнул его своему советнику, Басухиро, который прочел его с каменным, грязным, щербатым лицом, по которому ничего нельзя понять, и сказал: «Возможно, нам следует обсудить это наедине, господин». Я сказал им, что подожду, подождал, потом, через разумный промежуток времени, Басухиро вышел и сказал: «Мой господин согласен, но он придет вооруженным и я буду вооружен.» Что все это означает, господин?

Ёси рассказал ему, и старик побагровел.

— Вы попросили его встретиться с ним наедине? И никакой охраны, кроме меня? Это безумие. Только потому, что он говорит, что возьмет с собой одного Басухи…

— Довольно! — Ёси понимал, что опасность велика, но ему снова приходилось рисковать, он должен был получить ответ на своё предложение относительно Дворцовых Врат, а потом, когда он уже собирался уходить и один из бесчисленных шпионов сёгуната передал ему содержание некоторых разговоров между сиси Кацуматой и другими в гостинице Шепчущих Сосен, он поздравил себя с тем, что договорился о встрече.

— Вот он!

Огама стоял в тени широко раскинувшегося дерева, под которым была назначена встреча, Басухиро рядом с ним. Оба явно были настроены подозрительно, ожидая предательства, но не так заметно нервничали, как Акэда. Ёси предложил, чтобы Огама вошёл через Южные Врата, сам он воспользуется Восточными, оставив паланкин и охрану снаружи, гарантируя им безопасное передвижение. По окончании встречи они все вчетвером выйдут из Восточных Врат.

— Итак! — произнес Огама после церемонных приветствий. — Горстка сиси проходит сквозь сотни стражников, как кинжал сквозь кучу навоза, и они успевают побывать в ванной Нобусады, увидеть голышом его жену и добраться до его постели, пока их удается переловить. Десять человек, вы говорите?

— Трое были ронинами из Тёсю, те двое, что пробрались через изгородь, были из Тёсю, один из них — предводитель. — Ёси ещё не вполне оправился от испуга, который охватил его при известии об этом нападении, и сейчас спрашивал себя, посмеет ли он обнажить меч и воспользоваться редкой возможностью сразиться с Огамой один на один — Басухиро не представлял для него физической угрозы, с Акэдой или без него. «Так или иначе, Огама нужен мне мертвым, — думал он, — но не сейчас. Не когда две тысячи тёсю удерживают Врата, а я, по сути, у них в плену». — Все они умерли, не причинив никому вреда, за исключением нескольких охранников, те из них, что были только ранены, недолго проживут на этой земле. Я слышал, вы предложили всем ронинам Тёсю амнистию? — спросил он, и голос его стал резче. Вновь он спросил себя, не приложил ли Огама руку к этому плану, который был продуман безупречно и, если уж говорить откровенно, должен был бы увенчаться успехом. — Невзирая на то, сиси они или нет?