Короли Вероны - Дэвид Бликст

Кангранде придержал коня, давая Морсикато возможность поравняться с ним. В ожидании доктора он рассматривал деревья. Едва доктор приблизился, Кангранде воскликнул:

— Лучники!

И указал факелом вверх.

Морсикато задрал голову — и получил сильнейший удар по темени. Последнее, что он почувствовал, падая с коня, был запах паленых волос.

Под сиденьем Пьетро послышался шорох.

— Ческо! Перестань копошиться! — прошептала Катерина.

Шорох прекратился. Тишина становилась невыносимой. Шторы были спущены, но пленники знали, что грумы не ушли, — то и дело мрак разгонял неверный свет факела и на стенах кареты плясали тени.

Пьетро почувствовал запах дыма прежде, чем услышал треск.

— О нет!

— Что такое? — не понял Данте.

Катерина искала глазами источник дыма.

— Мерзавцы подожгли карету.

Дым сочился через дверь. Огонь разгорался быстрее, чем можно было предположить. Пьетро начал задыхаться.

— Они, наверно, плеснули на карету смолы, — прохрипел юноша. — Вот почему они так долго… — Он недоговорил, задохнулся, зашелся кашлем.

Делать было нечего, кроме как попытаться выскочить из кареты. Пьетро протянул отцу костыль, указывая на правую дверь, затем ногой открыл левую. Данте сжал костыль, Пьетро же ударил кинжалом воняющую смолой темноту в надежде отвлечь внимание убийц. Однако, если у грумов есть хоть капля мозгов на двоих, они не станут торчать в непосредственной близости от кареты, а подождут на расстоянии, пока звери побегут на ловца.

«Да, именно на этом построен их замысел».

Данте выбрался из кареты через правую дверь, а Катерина подняла крышку и позвала:

— Ческо!

Ответа не последовало.

Пьетро выскочил из кареты вслед за отцом и тяжело шлепнулся на землю. Отец был уже на ногах, он высоко поднял костыль, готовясь поразить врага насмерть. Пьетро встал с другой стороны двери. Все его мышцы были напряжены, легкие горели. Глаза жестоко слезились, и Пьетро не видел тени, надвигающейся из клубов дыма. Юноша вновь закашлялся и согнулся в приступе кашля пополам. Лишь это спасло Пьетро от меча, который прошел в пяди от его головы. Он перевел дух и ударил кинжалом наугад, попав в убийце в ляжку. Раненый упал, увлекая за собой Пьетро. Данте подскочил в ту же секунду. На голову грума посыпались жестокие удары. Убийца уже потерял сознание, а Данте все не мог остановиться.

Катерина тщетно шарила рукою в потайном отделении. Вот она с визгом отдернула руку — отделение тоже было объято пламенем. Кожа задымилась. Катерина кашляла, задыхалась — она не могла звать Ческо. Но не могла и бросить его. Она снова сунула обожженную руку под скамью, заставляя себя забыть о боли. Ее пальцы нащупали горящую солому, и на секунду ей показалось, что это волосы. Катерина ухватилась крепче, потянула, обожглась о раскаленный горшок. Горшок полетел в сторону. Катерина чувствовала запах собственной горящей плоти, но не прекращала поисков, разбрасывая солому, пока не нащупала дно кареты.

На дне никого не было.

Катерина услышала стук подков. Ей было все равно, друг или враг приближающийся всадник — она хотела лишь найти Ческо. Где же он, где? Где? Где?

Сквозь дым Пьетро с удивлением наблюдал, как отец его остервенело молотит грума костылем.

«Вот не ожидал такой ярости!»

Затем он увидел свет факела. Сверкнул меч. Рука, сжимавшая древко, целила топором в спину великого поэта. Пьетро не мог кричать, только хрипел. У него не было оружия. Он попытался встать, но тело наконец отказалось повиноваться. Все кончено. Он не в силах предотвратить смерть отца. Пьетро смотрел, как острие опускается все ниже.

Послышался лязг металла о металл. Оружие выпало из рук убийцы. Он обернулся вправо. Налетел порыв ветра, метнулась тень, и Пьетро разглядел изумление на лице грума.

— Синьор!

В следующую секунду меч разрубил лицо надвое.

Пьетро узнал и меч, и удар. Слава богу! Кангранде успел.

Очередной приступ кашля свалил Пьетро с ног. Юноша почувствовал, что чьи-то руки тащат его подальше от огня. Дышать стало легче. Пьетро перевернулся на спину и увидел отца, показывающего на карету. Срывающимся голосом Данте кричал что-то Кангранде в ухо. Кангранде бросился к горящей карете. Через секунду он появился из пламени с сестрой на руках. Катерина кричала и отбивалась, лягалась и царапалась. Рукав ее платья тлел, кисть левой руки, предплечье и плечо были обожжены, кожа вздулась волдырями, волосы растрепались и обгорели на концах. Кангранде опустил сестру на землю и стал катать ее, чтобы погасить пламя. Катерина кашляла и пыталась вернуться в карету, которая теперь представляла собой пылающий остов.

Кангранде пришлось применить силу. Он больно схватил Катерину за правое запястье.

— Кэт, вспомни о ребенке, которого носишь под сердцем! Успокойся, ради бога! Подумай о ребенке!

Катерина застонала и повалилась на землю, прижимая руки к животу, но не сводя глаз с кареты.

Кангранде приблизился к груму, которого бил Данте, чтобы проверить, жив ли мерзавец. Наверно, мерзавец был мертв, поскольку Кангранде поднял обмякшее тело, взвалил его на плечи и бросил в огонь. Так же он поступил со вторым грумом, которого прикончил лично. Затем склонился над сестрой; над Катериной уже нависли Пьетро и Данте. Спустя несколько минут Катерина заговорила.

— Его там не было. — Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем произнести следующую фразу; впрочем, она лишь повторила свои слова: — Его там не было!

Данте покачал головой.

— Должно быть, он забился в самый дальний угол. Пьетро вытер лицо и глаза.

— Тогда почему он не издал ни звука?

— Это было удивительное дитя, — дрожащим голосом заключил поэт. — Синьор, примите мои соболезнования.

Данте стоял сбоку и немного позади Скалигера; в таком же положении находилась Катерина. Лишь Пьетро, сидевший на земле, видел лицо правителя Вероны. Юноша не верил своим глазам. В чертах Скалигера запечатлелась абсолютная, беспредельная…

Да, радость. Блаженство, восторг, успокоение, какие, должно быть, выражают лики ангелов, поющих осанну Господу. Однако Скалигер радовался смерти ребенка. Погиб его сын, кровь от крови его.

Позади послышалось хихиканье. Все резко обернулись. Из-за деревьев на дорогу вышел Ческо. Целый и невредимый, если не считать окончательно испорченного платья, мальчик счастливо улыбался, и факел озарял его улыбку.

Данте вытаращил глаза, из груди Катерины вырвался не то вопль радости, не то сдавленное рыдание, Пьетро уже не удивлялся. Он смотрел на Кангранде. Тот успел овладеть собою и придать лицу обычное выражение. Прищурившись, Кангранде поклонился мальчику, Ческо ответил учтивым поклоном и бросился к своей приемной матери, желая прижаться к ее ногам. Катерина слишком измучилась, чтобы скрывать восхищение, несомненно, заслуженное Ческо. Она обняла мальчика правой рукой и разрыдалась.