Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков

– Дам тебе воинов, лошадей свежих, – быстро произнес Павел. – Прошу, не отказывайся.

– Не откажусь, – улыбнулась, наконец, вдова. – И прямо скажу – ты, Павел, с помощью своей, вовремя. В Тверь бегу, все хозяйство бросив!

– В Тверь?

– Там сестра старшая, замужем. Поможет, чай, не чужие. Да и своего серебришка есть.

– Серебришко твое на дороге может оказаться! Да в калитах у людишек лихих! – невесело хохотнул молодой человек. – Потому и воинов дам…

– Мне только до Вязьмы! А там знакомый купец, дальше, до Твери сама доберуся, с гостями торговыми.

– Доберешься, – покивал Ремезов. – Уж в обиду тебя не дадим. С утра ведь отправишься?

– Так. Ждать мне здесь нечего.

Павел с неожиданной мягкостью посмотрел женщине прямо в глаза:

– Заметь, я даже не спрашиваю – почему.

– Я заметила… – Марья опустила голову, но потом резко дернула шеей, взглянула с дерзостью. – Знаешь ведь: Телятников – покровитель мой… бывший, а ныне – враг… Я все случайно узнала… то, чего знать не должна. Он землю твою хочет!

– Х-ха! То давно уж не тайна, – хохотнул молодой человек.

– И хочет – Заглодово, – тихо произнесла вдова. – На Заболотицу, Опята, на выселки рот не разевает. А про Заглодово давно уже говорил, похвалялся – мол, его все скоро будет. Я сперва и внимания не обращала – любит Телятыч хвалиться. А вчера, к ночи ближе, узнала – воинов он в землю твою посылал, стрелы они чужими метками метили, хвастались опосля в баньке, проговорились. Мол, уложили всех, младенцев даже не осталось, а кого могли – тех в полон, да с купцами суздальскими Телятников, я знаю, сговорился. С теми купцами, что живым товаром торгуют – людьми.

– Ага, – устало протянул Ремезов. – Так я, признаться, и думал. Значит, все же Телятников… гад! Сволочь гнуснейшая! Ладно, ответит за всё. Одно только непонятно – зачем суеты столько? Эти стрелы помеченные, меня подставлять – кому, перед кем? Да и мужиков убивать… ну, мужиков – хоть понятно – враги. А женщин, девой, отроков – в полон – это заглодовских-то? А что ему потом с землей-то делать – самому сеять-пахать? Или своих холопов да закупов много?

– Да немного, – покачала головою вдовица. – Вот то-то и оно. Может, он хочет твоих людишек повыбить – продать, да купить у купцов новых? Заселить, чтоб духу твоего никто тут и не вспомнил.

– А вот это вполне может быть, – боярин сумрачно кивнул. – Это запросто, только… Не слишком ли умно для Телятыча-то?

– Я тоже про это подумала.

– Советует ему кто-то, тут и думать нечего… – машинально отпив из поданной Марьей кружки, вслух рассуждал Ремезов. – Советует… А кто? Единственные, кто сразу на ум приходят – братья, Анкудин с Питиримом. Могли, да, гнусы те еще… Правда, не пойман – не вор, предъявить-то им пока нечего. Может, и кто другой в советниках у Битого Зада завелся.

Вдовица неожиданно хмыкнула:

– Вспомнил тоже – Битый Зад!

– А что? При тебе ведь все было… Ладно! Пора мне и обратно – завтра поутру в Смоленск еду – князюшка явиться требует. Может, и там еще узнаю чего. А тебя – благодарю от души, помогла ты мне сильно.

Встав, молодой заболотский боярин поклонился почти до земли. Мария Федоровна тоже поднялась, поклонилась. Оба выпрямились… встретились глазами… И бросились друг другу в объятия! Словно искра проскочила, обнялись, поцеловались, ничуть не стесняясь захихикавших было детишек. Не дети бы, так, может, что и вышло б…

– Вот, – сунув руку за пазуху, Павел обернулся на пороге. – Ведь чуть не забыл… На! Бери!

Блеснула на ладони золотая пластинка.

– Что это?

– Пайцза мунгальская. Покажешь – любой степняк тебе в ноги поклонится и во всем помогать будет. Бери, бери, не стесняйся – о детях своих думай.

– Благодарствую… – в загадочных антрацитово-черных глазах вспыхнули жемчугом слезы. – Знаешь, Павел, я чувствую почему-то, что мы больше не встретимся. Не увидимся никогда.

– А ты не верь в плохое!

– И все ж…

– Прощай, Мария Федоровна… Марья.

– Прощай. Воинов твоих отошлю с Вязьмы.

Какое-то противоречивое сладковато-щемящее чувство не покидало Ремезова на протяжении всего пути от выселок до излучины. С одной стороны – сожаление о безвозвратной потере, с другой же – удовлетворение: ведь он все ж таки успел помочь Марье, и помочь сильно.

Смеркалось уже, за покрытыми заснеженным колдовским лесом холмами закатилось солнце, и лишь последние лучи его еще судорожно цеплялись за вершины высоких сосен, озаряя деревья золотистым багрянцем заката. Выкатилась в небо сияющая молодая луна, круглолицая, наивная, словно деревенская дурочка, одна за другой вспыхивали, загорались звезды.

Все вокруг еще дышало зимою, особенно сейчас, вечером. Ударивший морозец крепчал и уже начинал прихватывать щеки. Не простыть бы после бани-то! Павел ухмыльнулся – ага, вспомнил. Раньше надо было опасаться, а теперь-то чего уж – вроде в жар пока не бросало, не лихорадило, что, вообще-то, в эти жуткие времена составляло большую проблему, проблемными были все болезни, от любой, даже самой, казалось бы, незначительной хвори, в случае осложнений, человек мог запросто помереть – и мерли. Ладно эпидемии – чума там, холера или воспаление легких, но даже и обычная острая респираторно-вирусная инфекция в большинстве случаев приводила к летальном исходу, лечились-то снадобьями, травками, заговорами. А ну вылечите-ка пневмонию без антибиотиков? Как и многие другие болезни… как? Да никак. Мерли люди, мерли, если что и спасало, так только редкость контактов, да еще – Божья воля.

– Что это там? – выхватив меч, первым насторожился Неждан. – Кажись, бьются.

Придержав коня, Павел прислушался – со сторон излучины, от реки, явственно донесся звон… а вот кто-то вскрикнул.

– А ведь выслал-таки погоню Телятыч! – зло прошептал Ремезов. – Выслал… А ну, быстрей, глянем!

Ударив плетками коней, всадники понеслись вниз, к реке, где, как и предполагал боярин, уже вовсю разгоралась битва. Правда, вот соперников оказалось вовсе не полдюжины, а все полтора десятка или даже больше – пол-сорока, «десятки»-то народец не шибко жаловал, на дюжины все считали да на «сороки».

Срезав путь по кустам, Ремезов и его верный оруженосец пришлись как нельзя более кстати – «молодшая дружина» Нежилы уже выдыхалась, пару человек зажимали раны, а трое уже валялись недвижно в снегу. Ранены, мертвы ли?

Бух!!!

Первого врага Павел взял на скаку, копьем, вышиб из седла – не слишком-то умело этот неповоротливый тюфяк управлялся со своим шитом – кругленьким, татарским, видать, лень было настоящий щит взять, чтоб прикрыл – так прикрыл. Поделом тебе! Жаль только, от удара треснуло древко.

Бросив бесполезное копье, боярин выхватил меч да, взяв коня на дыбы, что-то страшно закричал – то ли призывал смерть врагам, то ли своих подбадривал – и сам-то не понял бы.