Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков

Сразу это почувствовав, Ремезов поспешил ободрить парня:

– Ну, ну, Микифор – говори, что заметил, путь даже вроде и ничего особенного.

– Следы, боярин, – кратко отозвался молодой человек. – Странные. И вчерашние есть, и позже – сегодняшние, ночью кто-то или утром раненько ходил.

– Тоже конные?

– Да. И как бы сказать… Эти-то, сегодняшние, ступали уверенно, никого не боясь. Словно знали…

– А вчерашние?

– А вчерашние – по кустам крались. Их-то следы уже и запорошило слегка.

– Та-ак, – озадаченно протянул Ремезов. – Та-ак… Ладно, о следах после подумаем, сейчас же давайте-ка поскорее – к обеду б в Заглодово поспеть, а уж там… уж там поглядим.

– Может, по реке кого послать, господине? – осмелев, поднял глаза Провор.

Павел усмехнулся:

– Послать-то можно, только куда? В Смоленск, в Чернигов или, может, к соседу Телятычу? Следов там много, много нынче и ездят – купцы, да на ярмарку, да по делам кто. Торопятся – скоро и дорог-то не будет.

– Да уж, потает все, – согласно кивнул Окулко-кат. – Как бы и посейчас не на дождь, не на оттепель – небо-то низковато, эвон.

Дождя, слава Господу, не случилось, так, малость снежком припорошило, а ближе к Заглодову снег и вовсе сошел на нет, развеялись, расползлись по небу сизые облака-тучи, меж голубыми разрывами коих весело вспыхнуло солнышко.

Заглодово – небольшая, в один двор, деревня, полученная боярином за службу от старого смоленского князя – встретила охотников непривычною тишиной и каким-то нехорошим видом… не то чтобы совершенно не жилым, а таким, что вроде бы совсем недавно и был здесь кто-то, да вот как-то враз – пропал! И пропал по-худому.

Распахнутые настежь ворота, сорванная с петель дверь, мычавший в сарае скот.

– А коровенки-то не доены, – с ходу определил Микифор.

Павел спешился и оглянулся:

– Эй, Проворе! Метнись по хлевам – посмотри.

Отправив отрока, дружинники хмуро приготовили рогатины и ножи – от деревни явственно веяло запустеньем и смертью.

– Пойдем в дом, боярин? – поигрывая длинным кинжалом, тихо осведомился Митоха.

– Пойдем, – Ремезов согласно кивнул и тут же послал двух парней обойти избу слева, и двух – справа. Так, на всякий случай – мало ли что?

Дурные предчувствия дружинников не обманули. В топившейся по-черному избе – главном обиталище жителей деревни – стоял тот самый, хорошо знакомый всем кавардак, что обычно остается после удачного набега: опрокинутый стол и скамейки, сломанные пряслица, какие-то грязные тряпки, солома, пух… а вот и кровь, кажется.

Окулка-кат наклонился, потрогал пальцами бурую лужу, понюхал:

– Та и есть, господине – кровь. Старая, вчерашняя еще.

– Значит, вечера приходили… – хмуро протянул Павел. – И нет вокруг никого. В полон увели? Увезли на продажу? В банях, в овине, смотрели? Может, схоронился кто?

– Нашли!!! – внезапно закричал кто-то со двора. – Провор детушек малых нашел! В коровнике прятались.

Все вышли во двор, глядя, как отрок ведет за собой с десяток плачущих детишек лет трех-пяти.

– Совсем уж малых не взяли – по дороге помрут, – задумчиво молвил боярин. – Значит, и в самом деле – набег. И, скорее всего, это не татары – зачем им нашими метками стрелы метить?

Вздохнув, стоявший рядом Митоха подошел ближе к детишкам, присел на корточки:

– А ну-ка, малые, не ревите. Скажите-ка лучше, кто да когда тут был? Мамки ваши куда делись?

– Ы-ы-ы-ы! – еще громче заныли дети. – Увели мамок. Чужие люди-и-и-и увели… ы-ы-ы-ы…

– Да как они выглядели-то, эти чужие? – продолжал допытываться рязанец. – Вы, может, кого признали?

– Не-е-е… чужие были, чужие.

– А когда пришли-то?

– Вчера-а-ась… под утро.

Больше ничего от детей не добились – слишком малые. Павел, махнув рукой, приказал затопить в доме печь да покормить хоть чем-нибудь ребятишек.

– Господин, – Неждан осторожно тронул за рукав. – Там в колодце…

– Что там, в колодце? – нервно дернулся Ремезов.

– Старики, – негромко сообщил Неждан. – И младенцы. Зарублены.

Боярин сжал кулаки в бессильной злобе, ничему уже не удивляясь – вот примерно чего-то такого он и ждал. Значит, набег, да… не татары, так разбойники, мало ли лиходеев рыщет по дорогам и весям. А, может, и не разбойники – а воины. Вряд ли по прямому приказу своего князя, скорей, так, по старой привычке: соседушек-то пограбить – милое дело. Половцы, суздальцы, черниговцы, новгородцы – да кто угодно мог! Тем более скоро все пути растают – поди, этих злыдней, сыщи. Явно набег – увели полон, женщин да молодежь, подростков – за тех торговцы людьми дадут неплохо. А мужиков зачем убили? Кстати, все заглодовские смерды там и находились – лес рубили. Там и остались. Надо бы на погост их, да похоронить… И тех, что в колодце.

Павел взошел на крыльцо, отдавая необходимые распоряжения:

– Эй, слушай сюда, парни! Провор, сбегай на заимку – пусть там отроки сюда дичь несут, остальные… Микифор, Окулко – возьмите волокуши, парней, остальные – здесь. Действуйте.

Пока все крутились, исполняя приказанное, Павел, подумав, послал гонца в Заболотье – а вдруг и там беда? Сердце нехорошо заныло, Ремезов даже побледнел, представив, как оружные лиходеи врываются в дом, в горницу, как хватают беременную – на четвертом месяце – Полинку, глумятся, вскрываю мечом чрево… Мерзость какая! Фу!

А сердце все же ныло, да так, что боярин, послав гонца, решил все же самолично отправиться следом. Отдав необходимые распоряжения, оставил за себя Окулку; Митоху с Нежданом прихватил с собой. Взметнулись разом на лошадей, выехав со двора, взяли в намет, поскакали.

Били в лицо еловые ветки, сыпался снег, и мартовское тусклое солнце скрылось за очередной тучей. А сердце ныло все сильней и сильней, и не к месту – а, может, и вполне к месту – вспомнился сон – чертов французский троцкист, комсорг, барыга, газеты с пластинками «на костях»…

Господи, Господи, хоть бы все хорошо, хоть бы не…

Господи…

Ворота в Заболотье вовсе не оказались распахнутыми настежь, и в надвратной башенке – Ремезов заметил еще издалека – все так же ходил караульный. Кто-то из молодых, кого не взяли с собой на охоту.

– Ну, слава богу, – выкрикнул скакавший позади рязанец. – Вроде спокойно все.

Действительно, на «главной усадьбе колхоза» все было спокойно. Относительно. Внешне. Потому что на самом деле никакого спокойствия-то и не было!

– Боярышня-а-а-а!!! – завидев боярина, с плачем кинулись в ноги прислужницы. – Ой, краса наша-а-а-а!

– Да что случилось-то? – Павел спрыгнул с коня, бросив удила подбежавшей челяди, так и не желавшей становиться свободной – это кто ж тогда кормить, поить, защищать будет? Да и решать, что самим? А отвечать – тоже сами за себя?!