Страдания и Звёздный свет - Каролайн Пекхам

Я отбросила ее руку, ее острые ногти царапали мою кожу. — Достаточно этого тактильного дерьма, — огрызнулась я. — Я не любительница обнимашек, и я здесь точно не ради какого-то контакта, так что держите свои руки при себе, ладно?

Види прямо-таки захихикала, бросив мне маленький бархатный мешочек, и я инстинктивно поймала его, ощутив несколько твердых комочков внутри ткани, когда сомкнула кулак вокруг него.

— Брось их, — потребовала Аудире, отступая назад из моего воздушного пространства, когда я нахмурилась.

Я развязала шнурок, фиксирующий мешочек, и высыпала на ладонь пять белоснежных, крошечных черепов.

— Чудесно, — промолвила я, сморщив нос от маленькой горстки смерти, которую теперь держала в руках, а Локви вновь одарила меня своей дьявольской ухмылкой, ее швы натянулись.

— Животные имеют связь с истинной магией, которая менее обременена, чем наша собственная, — сказала Види, когда Локви протянула руку, чтобы провести пальцем по голове того, что выглядело как птичий череп, на котором была вырезана серия крошечных рун кроваво-красного цвета. — Воробей — воздух, гадюка — земля, угорь — вода, саламандра — огонь.

— А пятая для чего? — спросила я, перекладывая черепа на ладони и заглядывая в пустые глазницы почти демонического черепа, хотя, поскольку он был едва ли больше остальных, я знала, что это должно быть какое-то другое маленькое существо.

— Летучая мышь для эфира, потому что они состоят из воздуха и земли, огня и воды, вместе взятых, и совсем не из них. Нечто иное, — шипела Аудире, не сводя глаз с моего рта, читая мои слова по мере того, как я их произносила.

Черепа, казалось, потеплели в моей ладони при звуке этих слов, словно эфир пробудил в них что-то.

Локви схватила горсть сушеного чабреца с крючка, висевшего рядом с костром, и бросила концы веточек в пламя. Она подождала мгновение, пока они тлели — огонь быстро овладел ими, — затем снова вытащила их, положила на стол передо мной и начертила пентаграмму, окружив пеплом чашу для гадания. Она бросила в огонь последние обугленные травы, и их резкий аромат быстро заполнил пространство, а дымка поплыла по комнате.

— Подумай о вопросах, на которые ты больше всего хочешь получить ответ, а затем брось кости в чашу, — напутствовала Види, и все трое отступили назад, чтобы дать мне возможность перевести дух.

У меня было так много вопросов, так много вещей, которые я хотела узнать еще до того, как приняла участие в этой чертовщине, но я уже зашла так далеко и не собиралась поворачивать назад.

Я глубоко вздохнула и сосредоточила свой разум на всех проблемах, окружающих нас, на Лайонеле и Лавинии, на армиях, которыми они командовали, и на трудностях, с которыми мы столкнулись, пытаясь снова поднять наши собственные силы, чтобы мы могли снова столкнуться с ними на поле боя. Я думала о моей сестре, моем брате и Орионе, запертых во Дворце Душ, и о единственной надежде, которую мы возлагали на видение, чтобы спасти их. Было так много вещей, на которые мне нужны были ответы, помощь, но когда я сомкнула кулак вокруг черепов, Локви наклонилась, чтобы шепнуть мне на ухо.

— О чем кровоточит твое сердце, Принцесса Пламени?

Я подняла кулак, чтобы бросить кости, мое сердце раскололось от ее слов, золотые драконьи глаза прожигали мою душу, вырывая дыхание из моих легких, видя меня так, как никто другой никогда не видел меня, зная мое сердце изнутри и снаружи, владея мной, требуя меня, разрушая меня.

Черепа ударились о край чаши и рассыпались внутри нее, перекатываясь друг через друга и звеня о камень, в то время как мое сердце бешено колотилось от ощущения его рук на моей коже, его дыхания на моих губах, мощного биения его сердца, казалось, пульсирующего на моей ладони, как будто моя рука лежала на нем.

Три нимфы бросились вперед, Локви и Аудире смотрели в чашу, а Види опустила в нее руку, ее пальцы по очереди касались черепов, проверяя их положение и при этом не перемещая их.

Локви достала из кармана плаща пузырек с белой жидкостью и вылила ее в чашу, прежде чем я успела взглянуть на то, как выпали кости, и они погрузились в смесь, пока она выливала содержимое.

Затем она взяла веточку болиголова и бросила ее в чашу, пока Аудире бормотала что-то о том, что смерть взывает к смерти.

Види выхватила мою руку: нож оказался напротив кончика моего пальца, и она издала шипение раздражения, когда лезвие встретилось с моим щитом. Мне не нужно было видеть ее острые зубы, чтобы понять, чего она хочет, и я опустила щит, слишком далеко зайдя по этому пути, чтобы повернуть назад, поглощенная потребностью получить ответы.

Лезвие пронзило мою кожу, и несколько капель крови брызнули в молочную воду, закручиваясь в ней и подкрашивая цвет, а Види в это время оттолкнула мою руку от своей.

Локви взяла бронзовое перо, которое она вырвала из моего крыла, и провела ногтем большого пальца по его длине; в ее горле раздался рык, прежде чем под ногтем расцвело фиолетовое пламя, и перо загорелось. Она бросила его в миску, и я даже не стала протестовать, когда Аудире отрезала прядь моих волос и тоже бросила ее в миску.

Две нимфы, которые могли пользоваться ртом, заговорили в унисон, их слова были древними и неизвестными, от них веяло силой, от которой у меня зашевелились волоски на руках, а по позвоночнику пробежала дрожь.

Они резко остановились, и Локви наклонилась вперед, ее роскошные локоны упали вниз и скрыли лицо, в то время как она протянула один палец и коснулась им самого центра жидкости в чаше с предсказаниями.

— Смотри, — приказала Аудире, когда все трое отступили назад.

Я поднялся на дрожащие ноги и склонилась, чтобы взглянуть на изображение, которое начало появляться в чаше.

— Дариус? — я вздохнула, что-то внутри меня вырвалось на свободу, когда всхлип раздался в моей груди, и я посмотрела на его слишком идеальное лицо, смотрящее на меня из глубины чаши.

Его выражение было жестким, образ не вызывал никаких воспоминаний, которые я могла бы вызвать, заставляя меня задуматься, было ли это реальностью, его вид за Завесой, где бы она ни находилась.

Его глубокие карие глаза встретились с моими, и во мне пронесся удар грома, мои слезы наконец-то вырвались на свободу, брызнули в воду и заставили его изображение рябить и искривляться.

— Ты обещал, что останешься, — шипела я на него, проводя рукой по щекам, пытаясь прогнать