Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

– Не разыгрывайте из себя равнодушного, дружище. Я примчалсясюда, чтобы предложить вам принять участие в том самом деле, о котором вы всвоей гордыне говорили мне сотню раз: идеальная тайна закрытой комнаты!

Холмс было направился в угол, по-видимому, чтобы взять своюужасную палку с золотым набалдашником, которая почему-то особенно нравилась емув это время года. Однако слова Лестрейда заставили его повернуться и взглянутьна нашего гостя широко открытыми глазами.

– Вы серьезно, Лестрейд?

– Неужели вы считаете, что я, рискуя схватить воспалениелегких, помчался бы сюда в открытом кебе, если бы не серьезное дело? – снегодованием ответил Лестрейд.

И тут я впервые услышал (хотя эту фразу приписывали Холмсунесчетное число раз), как мой друг, повернувшись ко мне, крикнул:

– Быстро, Уотсон! Игра началась!.

Лестрейд проворчал, что Холмсу дьявольски везет. Хотя онприказал кучеру подождать, тот все-таки уехал. Однако стоило нам появиться накрыльце, как послышался стук копыт – по пустынной улице под проливным дождеммчался наемный кеб. Мы сели в него и тут же тронулись. Как обычно, Холмс сиделслева. Его глаза видели все вокруг, все замечали, хотя в этот день смотретьбыло положительно не на что.., по крайней мере для таких, как я. Ничуть не сомневаюсь,что для Холмса каждый пустой угол, как и каждая залитая дождем витрина, былкрасноречивее всяких слов. Лестрейд направил кучера по определенному адресу наСэвил-роу и затем спросил Холмса, был ли он знаком с лордом Халлом.

– Я слышал о нем, – ответил Холмс, – однако не имелудовольствия встречаться лично. Теперь, боюсь, такое удовольствие мне уже непредставится. Он ведь был хозяином судоходной компании?

– Да, судоходной, – подтвердил Лестрейд, – но, полагаю, вынемного потеряли. Судя по тому, что о нем говорят, лорд Халл – а среди такихбыли его ближайшие друзья и гм.., родственники – был крайне неприятнымчеловеком, отмеченным таким же слабоумием, как кроссворд в детскомразвлекательном журнале. Теперь он покончил с этим уже навсегда, потому чтосегодня утром, примерно в одиннадцать часов, около… – Лестрейд достал изкармана свои карманные часы-луковицу и посмотрел на циферблат, – двух часов исорока минут назад, кто-то вонзил ему нож в спину в тот момент, когда он сиделу себя в кабинете с завещанием на столе.

– Итак, – задумчиво произнес Холмс, раскуривая трубку, – повашему мнению, кабинет этого отвратительного лорда Халла и является тойидеальной запертой комнатой, о которой я мечтал, не так ли? – Его глазасверкнули сквозь поднимающееся облако синего дыма, а лицо приобрелоскептическое выражение.

– По-моему, – тихо сказал Лестрейд, – дело обстоит именнотак.

– Мы с Уотсоном раньше копали подобные ямы и ни разу несумели достичь воды, – заметил Холмс и посмотрел на меня, прежде чем вернутьсяк бесконечному перечислению улиц, по которым мы проезжали. – Вы помните«Пеструю ленту», Уотсон?

От меня вряд ли требовался ответ. В этом деле действительнофигурировала запертая комната, но там фигурировали еще и вентиляционноеотверстие, ядовитая змея и жестокий убийца, настолько безжалостный, чтовыпустил змею в отверстие между комнатами. Это был замысел, созревший в воображениижестокого и блестящего ума, но мой друг разгадал его почти сразу.

– Каковы обстоятельства дела, инспектор? – спросил Холмс.

Сухим языком профессионального полицейского Лестрейд началвыкладывать факты. Лорд Альберт Халл был тираном в своей компании и деспотом всемье. Его жена смертельно боялась его, и, судя по всему, у нее были на то всеоснования. То обстоятельство, что она родила ему трех сыновей, ничуть несмягчило его свирепого подхода к домашним вообще и к ней в частности. Леди Халлнеохотно говорила об этом, но ее сыновья не отличались подобной сдержанностью.Их папа, говорили они, пользовался любой возможностью, чтобы наводить критикуна мать, насмехаться над ней или отпускать в ее адрес непристойные шутки.., ивсе это на людях, в обществе. А когда супруги оставались наедине, он просто еене замечал. За исключением тех случаев, добавил Лестрейд, когда у лорда Халлапоявлялось желание избить ее, что случалось не так уж и редко.

– Уильям, старший сын, сказал мне, что мать всегда давала однои то же объяснение, выходя утром к столу с распухшим глазом или разбитойскулой: она, дескать, забыла надеть очки и наткнулась на дверь. Так онанатыкалась на двери раз, а то и два в неделю. «Я даже не подозревал, что у насв доме столько дверей», – сказал Уильям.

– Г-м-м, – произнес Холмс. – Приятный мужчина. И сыновья незахотели положить этому конец?

– Она им запретила, – сказал Лестрейд.

– Патология, – проворчал я. Муж, способный избивать своюжену, вызывает чувство гадливости; жена, позволяющая такое, вызывает не меньшееотвращение и в то же время составляет загадку.

– Впрочем, в ее безумии просматривалась определеннаясистема, – заметил Лестрейд. – Система и то, что можно назвать сознательнымтерпением. Дело в том, что она была на двадцать лет моложе своего мужа иповелителя. Кроме того, Халл сильно пил и любил поесть. К семидесяти годам –пять лет назад – он страдал от грудной жабы и подагры.

– Переждать, когда закончится шторм, а затем наслаждатьсясиянием солнца, – образно заметил Холмс.

– Да, – кивнул Лестрейд, – но эта идея завела в ад многихмужчин и женщин.

Халл заранее принял меры, чтобы членам его семьи былиизвестны как размеры его состояния, так и условия, оговоренные им. Родные Халлапрактически были его рабами.

– Связанными условиями завещания, – пробормотал Холмс.

– Совершенно верно, старина. К моменту смерти состояниеХалла составляло триста тысяч фунтов стерлингов. Он даже не просил членов своейсемьи верить ему на слово; раз в квартал его главный бухгалтер приходил к немув дом и отчитывался в финансовых делах фирмы «Халл Шиллинг», хотя он сам твердодержал в руках шнурки, которые стягивали кошелек.

– Сущий дьявол! – воскликнул я, подумав о жестокосердныхмальчишках, которых иногда можно увидеть в Истчипе или на Пикадилли,мальчишках, которые держат перед носом голодной собачки лакомство, чтобызаставить ее служить, а потом засовывают его себе в рот перед печальнымиглазами несчастного животного.

Скоро выяснилось, что это сравнение еще ближе к истине, чемя думал.

– После его смерти леди Ребекка должна была унаследовать стопятьдесят тысяч фунтов; Уильям, старший сын, – пятьдесят тысяч; Джори, среднийсын, – сорок и Стивен, самый младший, получил бы тридцать тысяч фунтов. – Аостальные тридцать тысяч? – поинтересовался я.

– Далее идут небольшие суммы, Уотсон: кузине в Уэльсе,тетушке в Бретани (между прочим, ни одного цента родственникам леди Ребекки),пять тысяч распределяются между слугами. Ах да, вам это понравится, Холмс:десять тысяч фунтов – приюту миссис Хэмфилл для брошенных котят.