Слепящий нож - Брент Уикс

сзади, перезаряжали и передавали им заряженные мушкеты. Частота и точность выстрелов заметно возросли.

Рулевой на «колеснице» позади них согнулся, своротив набок свои трубки. Лодка перевернулась, и стрелок тоже оказался в воде.

– Гвардеец за бортом! – крикнул Кип.

Железный Кулак и Гэвин отреагировали немедленно. Воспользовавшись набежавшим гребнем, они заложили резкий вираж, так что глиссер развернуло в обратную сторону еще до того, как набежала следующая волна. От неожиданной перемены направления их едва не снесло с палубы, но ни Гэвин, ни командующий не замедлили движения. Кип боялся, что поручень за его спиной вот-вот отломается, но тот оказался прочным. Его спутники сорвали с перевязей по гренаде и швырнули их по высокой дуге; затем бросили еще по одной.

– Кип, увидишь мушкетера – швыряй под-красный! – крикнул Гэвин.

Они поспешили к бултыхавшемуся в волнах молодому гвардейцу.

– Я на трубках, – сказал Гэвин.

Он взял обе трубки и направил шлюпку прямиком к тонущему. Кип боялся, что лодка может задеть пловца, но на гребне последней волны Гэвин едва заметным движением отвернул нос, так что глиссер разрезал воду на расстоянии в ширину ладони от гвардейца. Железный Кулак протянул руку в воду, спасаемый схватил его за руку, оба напрягли мускулы – и спустя секунду молодой гвардеец выскочил из воды, словно пробка.

Кип не видел, какое действие оказали брошенные гренады на палубе корабля, однако мушкетный огонь слегка утих. Потом он увидел, что в их сторону разворачивают одну из вертлюжных пушек на нижней палубе.

Остальные гвардейцы на «морских колесницах» стянулись к ним, поливая все вокруг красным люксином; желтые извлекатели кидали бомбы-вспышки, чтобы ослепить и отвлечь внимание противника; однако уже само то, что они все оказались в одном секторе, оказалось достаточной приманкой для канониров, чтобы они принялись разворачивать в их сторону большие пушки.

Вопли ярости, боевые кличи, стоны раненых, резкие выкрики командиров, шипение люксиновых снарядов, треск мушкетов в отдалении, грохот пушек, свист больших мортир, щелканье парусов, плеск волн, шепот ветра, хрипы умирающих, визг выцветков – все это вдруг куда-то отодвинулось, поблекло, заглохло… Кип слышал только гулкое, размеренное биение собственного сердца, до нелепости замедлившееся, а фоном для него служил непрекращающийся шорох, похожий на затянувшийся вздох, словно шелест пляжа в отлив, когда вода уходит от берега. На мгновение его посетила дикая мысль, что он слышит, как солнечный свет ударяется о поверхность волн.

Он увидел, как одна из гвардеек-лучниц натягивает тетиву. Вот ее кисть поравнялась с губами – и стрела слетела в тот же момент, как мушкетная пуля оторвала ей челюсть.

«У-у-ххх!»

Мир вокруг казался чересчур реальным, за пределами реального. Кип осознал, что видит весь спектр одновременно. Он видел вокруг десятки пушек. Глиссер шел прямиком в борт «Гаргантюа», и Кип видел, как сияют люди, как сияют в их руках запальные фитили. Сквозь открытые порты он видел металлический блеск обручей на пороховых бочонках – он мог видеть все, прямо сквозь дымовую завесу!

Кип протянул руку – и разбросал веер сверхфиолетовых нитей, протянувшихся словно паутинки к каждой пушке, к каждому бочонку, какие только были в поле его зрения. Сверхфиолет, легчайший, стремительный, поражал цели почти в то же мгновение, в которое он их выбирал. Тогда Кип отдернул руку – и выбросил рой крошечных огненных кристаллов, настолько раскаленных, что они обжигали ему ладонь несмотря на то, что он метал их с невообразимой скоростью.

Волна удовлетворения прокатилась по его телу даже прежде, чем в ушах пророкотал следующий гулкий удар сердца.

Огненные кристаллы достигли цели – и все мушкеты, все пушки, расположенные по штирборту «Гаргантюа», выпалили одновременно. Пушки, которые в этот момент заряжали, мушкеты, над которыми стояли их хозяева с шомполами в руках. Заряженные мушкеты, которые передавали снайперам. Некоторые из пушек еще не успели зарядить, и Кип почувствовал досаду. Другие, наоборот, уже набили порохом, но не успели выкатить обратно на место, и они взорвались внутри корабля, проламывая дыры в обшивке и палубном настиле.

Все судно покачнулось, словно ударенное в бок, от объединенной силы множества взрывов.

«Неплохо!»

А потом на всех трех оружейных палубах одновременно взорвались пороховые бочонки. В борту корабля появились новые дыры, из которых рванулись языки пламени и дыма, полетели обломки обшивки и пушек, человеческие тела и части тел. Над шлюпками гвардейцев прокатился рев, раздирая воздух.

Кип моргнул. Время вернулось назад. Он вернулся назад.

Отовсюду звучали вопли – ужасные, кошмарные. Он видел горящих людей, с обугливающейся, слезающей кожей, которые бежали к борту, чтобы броситься в море. На всех трех оружейных палубах метались огненные всполохи. Глиссер содрогнулся, и Гэвин с командующим сосредоточили на нем свою волю, чтобы вновь его разогнать.

– Четыре корабля в половине лиги отсюда, – объявил Кип.

Он чувствовал себя оглушенным, опустошенным.

– Быстро под форштевень, – сказал Гэвин.

– Не уверен, что это хорошая… – начал командующий.

– Под форштевень! В любую секунду на палубе появятся выцветки. У нас не будет другого шанса!

Железный Кулак немедленно уступил, и они понеслись, заходя кораблю во фронт. Мушкетных выстрелов уже почти не было слышно. Они нырнули под нос корабля, и Железный Кулак перехватил трубки, маневрируя глиссером так, чтобы все еще двигавшееся судно не переехало их пополам. Над их головами возвышался деревянный форштевень – выступающая балка на носу судна, – настолько близко, что, когда их поднимало очередной волной, Кип невольно втягивал голову в плечи, боясь удариться.

Гэвин окутал один кулак горящим люксином и, улучив мгновение, ударил в корпус корабля над собой. Когда волна отхлынула, Гэвина вздернуло в воздух – его кулак застрял в дереве. Кип попытался его ухватить, но промахнулся.

– Оставь его! – крикнул Железный Кулак. – Лучше смотри по сторонам. Поджигай всех, кого увидишь!

Теперь Кип видел, что Гэвин продолжает извлекать, невзирая на то, что его тело болталось, подвешенное за одну руку. «Я, наверное, не смог бы даже просто висеть вот так на одной руке!» А Гэвин одновременно еще и извлекал – причем, судя по всему, творил что-то ужасно сложное, иначе это не заняло бы столько времени.

Наконец он закончил. Глиссер подняло на очередной волне, и Гэвин спрыгнул на палубу, элегантно, словно танцор.

– У нас две минуты, – проговорил он. – Надо чем-то занять их цветомагов.

И они вновь пустились вокруг корабля. Командующий подавал ручные сигналы трем оставшимся «морским колесницам». Те, исчерпав свой запас гренад, сосредоточились на швырянии люксиновых шаров, время от времени умудряясь забрасывать их в большие дыры, проделанные Киповыми взрывами. В разгаре схватки одной из команд удалось обрезать все снасти на фок-мачте, а другая подожгла треугольный парус спереди; однако грот оставался целым и грот-мачта стояла неколебимо. Огромный корабль казался неуязвимым.

Гэвин устремился к перевернувшейся «морской колеснице» и уничтожил ее. Прошло еще, наверное, около тридцати секунд, на протяжении которых они расширили круг, отойдя от корабля больше чем на сотню шагов. К этому моменту многие из больших пушек уже молчали; корабль находился в достаточной близости, чтобы по-прежнему быть угрозой, но и на достаточном отдалении, чтобы их можно было достать разве что очень удачным мушкетным выстрелом.

Призма и еще одна крепко сложенная Черная гвардейка остались единственными, у кого еще хватало силы