Черная Луна - Олег Маркеев

— Для начала скажу, что будет с тобой. — Он сжал ее кисть. — Мы поедем в управление, и там с тебя снимут показания. Под подписку о неразглашении. Потом на твоего друга, а он ведь твой друг, обрушат всю мощь розыска. Через несколько часов его найдут даже под землей. Но показания он будет давать в условиях полной изоляции. Где и останется на неопределенный срок. Спасибо он тебе за это обязательно скажет!

— Почему такая паника, Игорь? — Она поморщилась, попыталась освободить руку, но он не отпустил.

— Установочные и характеризующие данные, — отчеканил мужчина. — Если забыла, напоминаю: фамилия, имя, отчество, адрес, род занятий и, главное, на чем его можно взять.

Он отпустил ее руку. Лена, поморщившись, растерла кисть, словно стирая следы его пальцев…

* * *

Лена повернулась, с удивлением уставилась на приближающегося Максимова. Поморщившись, растерла кисть, словно стирая следы чьих-то пальцев.

А Максимов понял, что опоздал. Рядом с Еленой уже стоял коренастый мужчина в помятом пиджаке.

Барышников оглядел беспорядок на столе, оставленный эстетами. В одной из бутылок осталось на три пальца коньяка. Барышников недолго думая перелил до последней капли в пластиковый стакан с алым следом губ на ободке. Выдохнул, одним глотком отправил Коньяк в глотку. Поморщился, блаженно прищурив глаза старого матерого кота.

— Без ста грамм искусство не понять. Рисуют алкоголики, и смотреть картины, стало быть, надо в адекватном состоянии.

Елена вздрогнула от неожиданности, смерила Барышникова презрительным взглядом.

— Знаю, знаю. Фасон костюмчика у меня не тот, морда пролетарская. Дух такой, что даже одеколон не перебивает. — Барышников сунул в рот пластинку жвачки. — А все потому, что сплю в кабинете и который день на нервах. Откуда же взяться приятному запаху?

— Послушайте, вы… — Елену передернуло.

— Нет, это вы меня послушайте, гражданка Хальзина. Я друг Игоря Белова и вам зла не желаю.

— Какое я имею отношение к Белову?

— Тише, Елена, тише. Не надо привлекать к нам внимание. — Барышников повернулся на каблуках и как радаром прошелся взглядом по залу. — Удостоверение я вам покажу. Но не здесь, а на улице. Куда мы незамедлительно и дружно проследуем.

— Слушайте, я полдня давала показания ублюдкам вроде вас. — Лена трясущимися руками пыталась прикурить длинную сигарету.

Барышников чиркнул зажигалкой, поднес огонек к дрожащему кончику сигареты. Лена затянулась, выдохнула дым в лицо Барышникову:

— Оставьте меня в покое. Слышите, вы! Меня не арестовали, даже подписки о невыезде не брали. Так имею я право провести вечер среди симпатичных мне людей?

— Имеете. Конечно, имеете. — Барышников отыскал еще одну бутылку, наметанным глазом определил, что осталось аккурат на одну порцию. В сомнении пожевал губами, потом вылил остатки в свой стаканчик. — Пить не умеют, а берутся, — проворчал он, болтая коричневую жидкость в стакане. — Народ здесь, спору нет, приличнее нашего брата. Симпатичный народ. Вы по приглашению прошли или билетик пришлось брать?

— Вот вы, как всегда, по удостоверению прошли. Искусствоведа в штатском, — уколола Елена.

— По приглашению? — повторил вопрос Барышников, не отрывая взгляда от содержимого стаканчика.

— Да!

— Так я и думал. М-да, симпатичный народ. Элитарная, так сказать, публика. — Барышников поднес стакан ко рту, задержал руки и спросил: — Не Маргарита ли Ашотовна приглашение подарила?

— Да. А откуда вы…

— Догадался, когда вас здесь увидел. Приглашение мы и у Маргариты нашли. Только не придет она. — Барышников вылил в рот коньяк, подержал немного, сглотнул, не поморщившись.

— Почему не придет? — Лена уронила пепел на пол-

— Не сможет. — Барышников бросил в рот еще одну пластинку, зажевал, распространяя вокруг себя мятный запах. — Вы уже, конечно, в курсе, что Мещеряков погиб. А как, знаете? Научно выражаясь, смерть в результате асфиксии. То есть удушения. Многочисленные колотые раны не в счет. Вам по секрету скажу, кастрировали Мещерякова и недрогнувшей рукой затолкнули это самое ему в горло. И сделал это кто-то из этих симпатичных людей, потому что Мещеряков ему дверь открыл и в ванную к себе впустил. — Барышников оценил произведенный эффект. Перекатил языком комок жвачки и добавил: — А Маргариту Ашотовну в понедельник вечером кто-то сжег живьем в подвале на даче в Немчиновке. Так что не ждите, не придет она. А нам отсюда сам бог велел рвать когти. — Он взял Лену за руку. — Белов очень беспокоится о вас, поэтому послал меня.

— Как Игорь? — выдохнула Лена, судорожно сжав пальцы Барышникова.

— Нормально. — Барышников испытующе посмотрел Елене в глаза. — Пойдемте, Лена. Нечего вам здесь делать. Не стоит искушать судьбу.

Выводя ее из зала, Барышников оглянулся. Их уход не произвел на оставшихся никакого впечатления. Большая часть публики, отметившись на мероприятии, уже спешила покинуть выставку. Оставались только закоренелые тусовщики да случайные посетители, забредшие из других залов, привлеченные праздничной суетой и ярким светом софитов.

Максимов проводил взглядом Елену и ее конторского вида спутника, резко развернулся.

Вика была занята беседой с седовласым господином в элегантном черном костюме.

— Я же говорила, братья художники уже все вылакали. — Она пришла на помощь Максимову, избавив его от оправданий. — Позвольте представить, Лев Давидович, это Максим. Мой верный рыцарь.

— Очень приятно. — Максимов вежливо пожал протянутую ему руку.

Жаков острым взглядом осмотрел его с головы до ног.

— Как вам выставка, Максим? — светским тоном спросил он.

— Если не учитывать печального повода, то просто прекрасно. — Максимов спрятал улыбку. — Неожиданно, свежо, я бы даже сказал, смело. И главное, великолепное знание натуры.

Умные глаза Жакова стали теплее, завуалированную шутку он явно оценил. Кто знает, сколько раз ему приходилось выслушивать подобный набор истрепанных фраз, каждый раз произносимых с разной степенью апломба.

— Кстати, это одна из первых работ, что я купил у Мещерякова. — Он театральным жестом повел холеной рукой в сторону картины на стене. — Смешно сказать, тогда она обошлась мне в две сотни долларов.

Максимов всмотрелся в холст. Своеобразный перепев «Данаи». В раннем периоде Муромский еще не напяливал на моделей звериные морды. Девушка, естественно, как все у Муромского, обнаженная, полулежала на смятой постели. Ракурс был такой, что зрителю казалось, что именно он стоит в изножье кровати и смотрит сверху вниз на закрывающуюся от него рукой девушку. Самым странным, кроме тени невидимого человека, упавшей на постель, было выражение лица девушки. В расширенных глазах медленно закипал огонь, а полураскрытые губы были готовы расплыться в сладострастной улыбке. «Искушение», — прочитал Максимов на полоске бумаги под картиной. Сопоставив рогатую голову тени и амулет в виде пентаграммы на шее девушки, быстро разгадал нехитрый ребус.