Родная кровь - Anne Dar

Маккормак сын бывшего следователя уголовного отделения полиции Роара Эйча Маккормака. Мы попали палкой в осиное гнездо, Пейтон.

– Срочно задержать Эйча Маккормака и устроить ему допрос… – мой голос осип, и в итоге я не смогла договорить, так как пока прокашливалась в кулак Арнольд взял слово.

– Пока ты допрашивала Ламберта, я пообщался с лейтенантом Расселл. Призвать Эйча Маккормака к ответственности не получится.

– Ты о чём?! Он виновен! Его причастность признает любой суд мира!

– Старику девяносто четыре года, он заперт в местном престарелом доме, мочится под себя и уже полгода как официально невменяем. Можешь забыть об Эйче Маккормаке, мы его упустили – время призвало его первее человеческого правосудия. У нас остались только его сын и внук. Внука мы поймали, осталось взять сына.

Я уставилась на лицо, смотрящее на меня непроницаемым взглядом с распечатанной ориентировки. Мы так долго пытались понять, кого именно с таким рвением и жертвенностью может покрывать Ламберт, а ответ всё это время лежал на поверхности. Я помнила рассказы Рене о том, что её муж никогда не ладил с воспитавшим его дедом, а значит Ламберт изначально покрывал не нелюбимого деда, а своего отца, долгие годы подпитывающего его семейный бюджет из кармана Крайтона, в который его любовница Лурдес уверенно запустила свою убийственно цепкую клешню. Даже сейчас Ламберт указал на ненавистного ему деда, чтобы отвести моё внимание от Ричарда, на которого следствие вышло бы в любом случае и на которого мы уже вышли, о чём Ламберт всё ещё не знал. Он пытался выиграть время для своего отца.

– Стоп, – сдвинула брови я. – Если Ричард Маккормак отец Стэнли Ламберта, тогда получается, что Ричард стал отцом в пятнадцать лет? В таком случае, кто мать Ламберта? Лурдес, родившая от Ричарда Августу, отчего та, получается, является младшей единокровной сестрой Стэнли Ламберта, не может быть его матерью, потому как на момент рождения Стэнли ей самой был всего лишь год от роду.

– Кажется, это дело объединит и разобьёт не одну семью, – сдвинув брови подобно мне, голосом никогда не ошибающегося предсказателя выдал очевидный постулат Рид.

Глава 59.

Ричард Маккормак.

10 октября.

Я только что отвёз Крайтона-старшего с его любовницей-сиделкой в медицинский центр и теперь возвращался в особняк Крайтона-младшего в надежде пересечься с Лурдес. С тех пор, как мы покинули Канаду, у нас ни разу не представилось возможности на физическую близость, но сегодня Байрон должен был быть в офисе, Августа со своей семьёй планировала полдня провести в развлекательном центре, а Крайтон-старший, тратя деньги на свою новую пассию, должен был задержаться в городе. Эрнест всё ещё надеялся вернуть себе отказавшие ему пять лет назад ноги, но едва ли это возможно даже с учётом обнадеживающих прогнозов докторов и стараний его моложавой любовницы, младшей него на целых пятнадцать лет. Месяц назад Мадлен стукнуло пятьдесят, она в разводе, в своём рухнувшем спустя двадцать три года существования браке она так и не обзавелась детьми, и уже по истечению двух лет работы сиделкой при Крайтоне-старшем начала отвечать взаимностью на интерес шестидесятипятилетнего инвалида к ней – как здесь не заподозрить у этой особы фригидность? Впрочем, Лурдес эта простушка устраивает: присутствие Мадлен в жизни Эрнеста помогает Лурдес держаться от мужа подальше. А она именно хочет держаться от него подальше, так как до сих пор всерьёз опасается физического насилия с его стороны. Даже теперь, не имея возможности догнать Лурдес, этот подонок периодически причиняет ей боль, стоит ему только дотянуться до её рук или волос. Что же касается Мадлен, совершенно очевидно, что она не такая умная, как Лурдес. Уже спустя месяц после прихода мисс Глас на должность первой и ставшей единственной сиделкой Крайтона, я составил её доскональный психологический портрет, и потому не удивился, обнаружив у Эрнеста неподдельный интерес по отношению к этой женщине. Мадлен, в какой-то степени, походит на Пину. Она тоже склонна к чрезмерной эмпатии и глубинной жалостливости. Думаю, что именно из-за своей слабой психологической природы она в итоге начала позволять своему несчастному работодателю, каким Эрнест перед ней представал, держать её за руку, и разрешила себе обмениваться с ним милыми улыбками. Я хотя бы за деньги, об утечке которых Эрнест никогда не подозревал и утечку которых Байрон, пять лет назад заполучив в свои руки отцовскую власть, резко обрезал, позволяю этому недоумку называть мою красавицу-дочь Августу своей, а своим внукам, Гере и Хорхе, позволяю называть его дедом. Мадлен же получает только оговоренную в трудовом контракте заработную плату и вполне довольствуется этим. Некоторая человеческая глупость не поддаётся ни объяснению, ни даже течению времени. Наверняка эта женщина и в свои двадцать лет была не меньшей простушкой, какой является сейчас в свои пять десятков и какой наверняка будет оставаться даже в свои восемьдесят. Неделю назад я краем уха услышал, как она сказала влюблённому в неё боссу, что не станет делить с ним постель до тех пор, пока он состоит в официальном браке со своей женой. Такие женщины рождаются дурами, и с этим ничего не поделаешь – это персональный приговор. Однако Лурдес всё же стоит предупредить об опасности этой запущенной ситуации, ведь в случае развода Эрнест Крайтон определённо точно не оставит своей бывшей супруге ни цента, а её приёмыш-сын, филантроп до мозга костей, скорее пожертвует сотни миллионов на лечение неизвестных ему людей, что, собственно, он и сделал в начале этого года, новостью о чём едва не загнал Лурдес в гроб, нежели выдаст своей матери лишние сто долларов, так как всерьёз считает, что она и без того позволяет себе излишнюю расточительность на бесполезные безделушки. Так что, возможно, вторую по счёту возлюбленную Эрнеста Крайтона нам с Лурдес в итоге тоже придётся убрать, в результате чего в моём особом списке появится новое имя со сложной историей жизни и ещё более сложной историей смерти – Мадлен Глас.

…Я услышал крики Лурдес ещё до того, как переступил порог дома, и потому входную дверь открывал крайне аккуратно. Лурдес иногда позволяла себе срываться на истерику, но на тон испуга, который слышался в её дребезжащем голосе в этот раз, она никогда в своей жизни не замахивалась – она могла кричать от злости, но только не от страха. Я сразу заподозрил, что это не просто плохой знак, но отчётливое предупреждение о неминуемой опасности.

Первыми чёткими словами, услышанными мной из соседней комнаты, были слова Байрона о том, что