Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм

— Я этим интересовался, по-настоящему!

— Еще бы. С годами вы оказались в нужном месте в нужноевремя. Но вы ничего не смогли сделать, потому что уехали прежде, чем до нас дошло, что это планеры. Ну, как вы восприняли провал «Водяной молнии»? Ein Volk, ein Reich, ein говнюк!

— Сумасшедший! Все, что вы говорите, ложь!

— Нет, не ложь! Это прозвучало в ваших словах, в смиренной исповеди в Бовэ. Вы знали так или иначе, что вам надо выбираться; рано или поздно веревка вокруг шеи затянется. Вы действительно не ожидали, что вас назначат директором Второго бюро, и единственные честные слова, которые вы сказали, были о том, что в других разведслужбах есть люди получше. И вы заявили нам: «Я не лидер, я лишь исполнитель, подчиняющийся приказам». Вы повторили те до тошноты ужасные слова, которые мы слишком часто слышали среди нацистов. Они-то и заставили меня на всякий случай обратиться к нашему эксперту по суперкомпьютерам.

— Повторяю, — холодно произнес Жак Бержерон, — я осиротел в войну, родители мои — французы, убиты при налете, а научные труды все могут посмотреть. Вы всего лишь параноик, смутьян из Америки, и я выдворю вас из Франции.

— Не получится, Жак. Вы убили моего брата или, точнее, приказали его убить. Я вас не отпущу. Я посажу вашу отрубленную голову на самую высокую пику Понт-Неф, как это любили делать поклонники гильотины. При всех своих научных достижениях вы кое-что упустили. Лаутербург никогда не бомбили ни немцы, ни союзники. Вас перебросили через Рейн, чтобы вы начали новую жизнь — в качестве зонненкинда.

Бержерон неподвижно стоял, разглядывая Дру, его приятное лицо прорезала тонкая холодная усмешка.

— А вы действительно талантливы, Дру, — спокойно сказал он. — Но отсюда вы, разумеется, живьем не выберетесь, так что талант ваш пропал даром, n'est-ce pas? Американец-параноик, известный своим буйством, приходит убить директора Второго бюро... который зонненкинд? В конце концов, мой предшественник Моро вам никогда не доверял. Он говорил мне, что вы ему постоянно врете; это есть в его записях, которые я должным образом внес в его компьютер.

— Вывнесли?

— Они там, остальное не важно. Только у меня есть код его секретной информации.

— Почему вы его убили? Почему приказали убить Клода?

— Потому что, как и вы, он принялся снимать слой за слоем, докапываясь до истины. Все началось с убийства Моник, его секретаря, и с этого нелепого вечера в кафе, когда идиот фанатик убил водителя американского автомобиля. Это была огромная ошибка, непростительная, так как Моро стал понимать, что я один знал, где вы... Моник могла бы дать и далабы ложную информацию.

— Забавно, — сказал Лэтем, — для меня это тоже именно тогда началось. И еще тот факт, что мой брат, прилетев из Лондона, по идее, находился под охраной Второго бюро.

— Элементарная подмена, — сказал Бержерон, расплываясь в улыбке.

— Один вопрос, — сердито прервал его Дру. — Когда Моро, а следом и вы узнали, что я выступаю в роли Гарри, почему не предупредили Берлин или Бонн?

— Совершить такую глупость? — ответил Бержерон. — Круг посвященных был слишком узок, особенно во Втором бюро — только мы с Клодом, и неизвестно, насколько он ограничен где-то еще. Если в выяснили, что утечка информации произошла из Второго бюро, это меня бы скомпрометировало.

— Не очень-то убедительно, Жак, — сказал Дру, пристально глядя на зонненкинда.

— Опять проявляется ваш талант, мсье. Пусть другие делают ошибки, и кто-то сквозь их туман сталкивается с реальностью, провозглашая себя настоящей валькирией... Очень просто: я выжидал. Ваши американские политики как нельзя лучше об этом знают.

— Хорошо, Жак. А если я скажу, что все ваши слова записаны, и частота настроена на радио лейтенанта Энтони в фойе? Высокая технология — просто чудо, правда?

Жак Бержерон, зонненкинд, дико заорал, кинулся к столу и, схватив тяжелое пресс-папье, швырнул его в оконное стекло. Затем с силой, невероятной для его среднего телосложения, поднял свой стул и запустил им в Дру, который доставал из-за пояса пистолет Франсуа.

— Не надо! -крикнул Дру. — Я не хочу вас убивать!Нам нужны ваши записи! Бога ради, послушайте меня!

Слишком поздно. Жак Бержерон выхватил из кобуры маленький пистолет и принялся беспорядочно палить вокруг себя. Лэтем бросился на пол, а Бержерон подскочил к двери, рванул ее на себя и выбежал.

— Остановитеего! — заорал Лэтем, бросаясь в коридор. — Нет, подождите! Не надо!У него оружие!Отойдите в сторону!

В коридоре воцарился хаос. Когда из кабинетов высыпал народ, раздалось еще два выстрела. Мужчина и женщина упали, то ли раненые, то ли убитые. Лэтем поднялся и побежал за нацистом, петляя по пересекающимся коридорам и крича:

— Джерри, он там у вас должен появиться! Стреляйте ему по ногам, он нам нужен живым!

Приказ запоздал. Бержерон ворвался в дверь приемной секретаря, и тут раздался громкий звон — из лифта появился лейтенант Энтони. Нацист выстрелил; это был последний патрон в магазине, судя по следующим щелчкам, но пуля попала в правую руку лейтенанта. Энтони схватился за локоть, отпустил стрелявшего и, неловко морщась от боли, стал нащупывать свое оружие, а женщина за стойкой в истерике упала на пол.

— Вы никуда не уедете, — крикнул лейтенант, пытаясь, превозмогая боль, правой рукой достать оружие, — лифты не поедут. Я их поставил на сигнализацию.

— Ошибаетесь! — завопил нацист, бросаясь к ближайшей кабине, через секунду створки закрылись, и оглушительный звон прекратился, Это выникуда не уедете, мсье! — были последние слова нациста.

Дру, взбешенный, ворвался в дверь приемной.

— Где он?

— Уехал в том лифте, — ответил, морщась, лейтенант. — Я думал, отключил оба, а оказывается, нет.

— Господи, вы ранены!

— Пустяки, посмотрите, что с женщиной.

— С вами все в порядке? — спросил Дру, бросаясь к секретарю, которая медленно поднималась с пола.

— Мне станет еще лучше, когда я уволюсь, мсье, — ответила она, дрожа и тяжело дыша, когда Лэтем помогал ей подняться.

— Лифт можно остановить?

— Non les directeurs, извините, у директоров и их заместителей есть запасные коды, которые ставят лифты в режим экспресса, и те идут без остановок до их этажей.

— Можно помешать ему покинуть здание?

— На каком основании? Он директор Второго бюро.

— U est en Nazi d'Allemand! — закричал лейтенант.

Секретарь уставилась на Энтони.

— Попробую, майор. — Она взяла телефон и нажала три кнопки. Экстренная ситуация, вы видели директора? — спросила она по-французски. — Merci. — Женщина нажала на рычаг, набрала номер снова и задала тот же вопрос. — Merci. — Секретарь повесила трубку и посмотрела на Дру и спецназовца. — Я сначала позвонила на стоянку, где у мсье Бержерона спортивная машина. Он из ворот не выезжал. Потом позвонила на первый этаж. Новый директор, как сказал охранник, только что спешно покинул здание. Извините.