Дороги Сонхи - Антон Орлов

ведь сказать, что он до конца понимает Олосохар. Этого даже Хеледика сказать о себе не может.

Хорошо, что ночное зрение осталось при нем. И способность перекидываться. А то, что он теперь не такой могущественный маг, как до схватки с Вуагобу – невелика потеря.

Хантре никогда не смотрел на это самое могущество как на важную составляющую своего «я». Скорее, как на инструмент, с помощью которого можно решать проблемы. Инструмент сломался, зато работа выполнена. Досадно, что сломался, но для решения проблем найдутся и другие инструменты.

К тому же Тейзург утверждает, что это не насовсем, со временем силы восстановятся. И даже торжественно заверил, что «на твою зарплату это не повлияет».

Сегодня утром Ринальва наконец-то согласилась его выписать, а завтра или послезавтра они отправятся в Аленду.

Есть ощущение, что скоро что-то изменится. Хотя он не был до конца уверен, что это ощущение видящего. Возможно, такая же игра воображения, как волны мерцающего звездного света над песками Олосохара.

Или эти волны все-таки присутствуют в реальности – независимо от точки зрения наблюдателя, который смотрит на пустыню с крыши ляранского дворца?

Явившись утром в штаб-квартиру Ложи, Суно застал в приемной Верховного Мага Хеледику. Та сидела на диванчике для посетителей, чинно сложив руки на коленях. Волосы заплетены в косу, лицо грустное и тревожное.

Или ему показалось? Или не показалось, но при его появлении выражение лица песчаной ведьмы неуловимо изменилось?

– Что случилось? Не меня ждешь?

– Нет, господин Суно, – она улыбнулась, и на мгновение ему почудилось в этой улыбке что-то напряженное. –  Мне надо поговорить с достопочтеннейшим господином Шеро. Я… должна кое-что ему рассказать.

«Гм, если речь о твоей беременности, то я об этом уже знаю от Зинты, да и Шеро в курсе. И ежели тебе в теперешнем положении нежелательно работать на раскопках нашей угробленной Резиденции, неволить не будем, не о чем тебе волноваться».

Из соображений такта он не сказал об этом вслух, лишь заметил дружеским тоном:

– Думаю, достопочтеннейший Шеро скоро подойдет и без проволочек тебя примет.

После чего свернул к своему кабинету. Его тоже ждали. Глодия и коллега Сибрехт – сухонький хромой старичок, бывший архимаг, признанный специалист по артефактам. Эти выглядели вполне довольными и непринужденно беседовали: Глодия вела себя, как почтительная и любознательная ученица, Сибрехт глядел на нее с умилением, как на родную внучку.

От Зомара пришла мыслевесть, что его с утра пораньше отправили на задание, так что начали без него.

Кабинет выходил окнами на восток и в этот час был озарен солнцем. Вдобавок верхние секции шкафа красного дерева – с зеркальными дверцами: не для того чтобы смотреться, для этого они слишком высоко расположены, а чтобы умножать освещение. Шкаф остался от прежних хозяев, у которых конфисковали недвижимость за сотрудничество с узурпаторами. По углам зеркальных прямоугольников золоченые узоры с вензелями. Приятно пахло лакированной древесиной. Припомнив свою жизнь в катакомбах минувшей весной, Орвехт мысленно возблагодарил богов за то, что все это безобразие закончилось, хоть и с потерями, но в целом благополучно.

Спустя полчаса он получил мыслевесть от Крелдона:

«Коллега Суно, как сможешь, подойди ко мне в кабинет. Тут Хеледика заявила, что хочет в чем-то сознаться. А у меня Марченда еще раньше вытянула клятвенное обещание, что ежели наша девочка заведет такой разговор, я позову ее и тебя, и будем разговаривать вчетвером. Так что жду, и Марченда уже едет».

Достопочтенный Сибрехт в это время объяснял, что засаленный деревянный кубик величиной с вишню, с четырьмя кабошонами разного цвета – устаревший аналог и прототип «Кладезя сведений», и пусть до «Кладезя» ему далеко, сей раритет обладает музейной ценностью.

– Вынужден вас покинуть, – дослушав лекцию, Суно поднялся с кресла – как раз и Марченда сообщила, что она уже здесь. – Не знаю, как скоро вернусь.

– А я пока для учителя Сибрехта чаек заварю, – осклабилась Глодия. – Дядюшка Суно, вы же позволите мне тут похозяйничать?

– Хозяйничай.

– Повезло вам с племянницей, коллега Суно, – умиротворенно заметил старый маг. – По душевной натуре воистину благоуханная роза! Я всегда говорил, что для молодой девицы главное не кокетливые ужимки, а добронравие.

Орвехт про себя хмыкнул, а щучья улыбка «благоуханной розы» стала еще шире и ласковей. С чего она нынче такая добронравная? Хотя понятно, с чего – Сибрехт из достопочтенных, то бишь из высокого начальства, и по части амулетов у него можно многому научиться.

Шеро, в отличие от него, предпочитал сумрак и держал кисейные гардины задернутыми: так лучше думается.

Маги расположились в креслах, Хеледику тоже приглашали сесть, но она осталась стоять. Лицо такое, словно сейчас или прыгнет с обрыва, или…

– Господин Шеро, я обманула ваше доверие. Я съела огрызок.

Первой реакцией Орвехта было крайнее недоумение, и лишь спустя несколько секунд до него дошло: речь не о каком-нибудь там огрызке, а об Огрызке. О древнем иномирском артефакте, который, как предполагалось, ушел в недра земли на большую глубину.

– И куда он делся после этого? – спросил Крелдон.

– Уничтожен. Он теперь никому не достанется. Я сказала об этом только Хантре. В Олосохаре я смогла вырезать это у себя из желудка, а Хантре выбросил его за Врата Хаоса, все семнадцать частей. В Сонхи ничего не осталось.

Она замолчала, трое магов тоже молчали. Из внутреннего дворика доносился птичий щебет.

– В нашем мире не должно быть таких вещей, – снова заговорила Хеледика. – Ни у кого, независимо ни от каких намерений. Я понимаю, что я перед вами очень виновата, и признаю свою вину.

Крелдон тяжко вздохнул, потом промолвил:

– Ладно… Связался на свою голову с песчаной ведьмой… Я бы предательства не простил. Ты проявила неповиновение и своеволие, и мы будем иметь в виду, что тебе не всякое дело можно доверить. Ступай.

Поклонившись, девушка направилась к двери.

– Погоди-ка, – остановил ее Верховный Маг. – Ты ведь можешь определить, жив или мертв угробец Дирвен?

– Могу, господин Шеро.

– И что скажешь?

– Он жив, но находится очень далеко. Наверное, за несколько тысяч шабов от Аленды. Может быть, в другом полушарии.

– А наши люди доложили об устранении. Вот ведь живучий засранец… Ладно, иди. Что сделано, то сделано.

Когда дверь за Хеледикой закрылась, он угрюмо спросил:

– Марченда, ты знала?

– Знала, Шеро.

– Когда поняла? И почему молчала?

– Потому и молчала, что поняла еще в Нангере,