Искатель приключений - Ксавье Монтепен

Бланш, охраняемая щитом своей невинности и целомудренной любви к Альберику, не замечала страсти Филиппа точно так же, как не замечала его мимолетной прихоти. А молодой офицер, подобно тигру или ягуару, ждал только благоприятной минуты, чтобы броситься на ту, которую он хотел сделать своей добычей.

Однажды случай, давно им ожидаемый, представился. Альберик и старый граф уехали из замка на несколько часов. Все думали, что Филипп отправился на охоту на целый день, а он только спрятался за деревья в парке и таким образом подстерегал отъезд отца и брата.

Бланш была одна.

Как только карета исчезла вдали, Филипп вышел из своей засады. Возвратясь в замок, он услыхал восхитительные звуки арфы, на которой играла его кузина. Молодой человек поспешил снять охотничий костюм, нарядился как можно щеголеватее и вошел в коридор, в который выходила дверь комнаты Бланш. Он шел тихими шагами, которые старался сделать твердыми, но которые были неверны и неправильны. По мере того как он приближался, звуки арфы долетали до него все громче и громче и изумляли чистотой и гармонией. Это была музыка, достойная ангелов. Наконец Филипп дошел до дверей. С секунду он колебался; но злой гений имел над ним слишком большую власть, чтобы эта нерешительность была продолжительна. Он тихо постучался в дверь. Музыка тотчас прекратилась.

– Кто там? – спросил голос, превосходивший в нежности звуки инструмента, струны которого еще дрожали.

– Это я, кузина, – отвечал Филипп.

– Войдите, кузен, – сказала молодая девушка не без некоторого волнения, потому что впервые один из братьев постучался в дверь ее комнаты. Однако она подумала, что не имела никакой причины не впустить к себе Филиппа и что подобный поступок с ее стороны мог показаться даже странным и смешным.

Филипп вошел в комнату и затворил за собою дверь. Лицо его имело странное выражение. Оно было еще бледнее обыкновенного и покрыто красными пятнами. Глаза его сверкали. Легкая судорожная дрожь подергивала губы. Словом, хоть он и силился казаться совершенно спокойным, волнение его было очевидно.

Один взгляд, брошенный на него девушкой, испугал ее. Откуда происходил этот инстинктивный испуг? Бланш этого не знала. Она поспешно встала со своего места, вызвала на губы притворную улыбку и сказала приветливо:

– Чему я обязана вашим любезным и неожиданным посещением, кузен?..

Бланш невольно сделала ударение на слове» неожиданным».

– Я хотел бы поговорить с вами, прелестная кузина, – отвечал Филипп, – если только вы удостоите подарить меня разговором, которого я прошу…

– Вы пришли поговорить со мною, кузен?.. – повторила Бланш.

– Да… Я желаю этого более всего на свете.

– Это, кажется, очень легко…

– Как? Вы соглашаетесь?..

– Охотно…

Филипп уже хотел было броситься перед девушкой на колени; но она не дала ему времени и поспешно сказала:

– Погода прекрасная, хотя немного и холодна… Пойдемте в сад, там нам будет удобнее разговаривать.

– Почему же не остаться здесь, кузина? – спросил Филипп.

– Когда вы постучались ко мне в дверь, кузен, я только что хотела выйти.

– Как? – вскричал Филипп, – вы хотели прервать эту чудную арию, которую ваши очаровательные пальчики перебирали на струнах арфы?..

Застигнутая в своей невинной лжи, Бланш слегка покраснела. Филипп продолжал:

– Сделайте милость, кузина…

– Какую милость?..

– Выслушайте в этой комнате то, что я хочу вам сказать…

– Зачем непременно в этой комнате, а не в саду?

– Потому что это мое желание… потому что так надо!

– Так надо? – повторила Бланш с удивлением.

– Да, кузина, так надо!

Филипп сделал ударение на последних словах; но Бланш, несмотря на свою кротость, имела в жилах горячую кровь дочерей благородного рода. Она с гордостью подняла голову.

– А если моя воля не такова? – сказала она.

Во второй раз Филипп колебался; но и на этот раз также демон восторжествовал в его мыслях.

– Так надо, кузина, – отвечал он, – и если не хотите этого вы, то так хочу я…

И подойдя к двери, Филипп задвинул засов.

Бланш заметила это движение и поняла, что ей угрожает опасность. Девушка сильно побледнела и прошептала голосом, который старалась сделать твердым, но который был едва внятен:

– Если вы меня принуждаете насильно остаться здесь… выслушать вас в этой комнате… я уступаю… я готова… говорите: чего вы от меня хотите?..

Филипп, на которого собственный низкий поступок навеял нечто вроде опьянения, как подмешанное вино, отвечал смело:

– Уже давно, кузина, вы отказываетесь выслушать меня, или если и слушаете, то не хотите понять… Сегодня вы должны выслушать меня со вниманием… так надо… То, что я хочу вам сказать, очень серьезно, и я настоял, чтобы вы остались в вашей комнате, я даже осмелился запереть двери только затем, чтобы никто не помешал нам… Конечно, это преступление; но, Боже мой! я и не отпираюсь!.. Ослушаться этих нежных глаз, этого очаровательного ротика значит совершить преступление против красоты! Хуже, это – тиранство! Я, однако, надеюсь скоро доказать вам, что мое преступление не так велико, как кажется, и что я не могу быть тираном той, рабом которой я считаю себя…

Бланш сначала не поняла двусмысленности этого любовного объяснения. Филипп это заметил и решился объясниться прямее. Он продолжал:

– С той минуты, как я увидел вас, кузина, в первый раз, вы произвели на меня глубокое, неизгладимое впечатление; стрела, вылетевшая из ваших победоносных глаз, осталась в моем сердце… словом, я вас люблю…

– Конечно, вы меня любите как брат, – с живостью перебила Бланш, – и хотя в эту минуту я недовольна вами, кузен, но все-таки разделяю эту привязанность и благодарю вас за нее…

– Я люблю вас не как брат, – отвечал Филипп, качая головой.

– Как же вы меня любите, Боже мой? – пролепетала молодая девушка.

– Я вас люблю как любовник, – отвечал Филипп.

И в то же время, желая сопровождать эти слова пантомимой, приличной обстоятельствам, которая всегда ему удавалась, он встал перед молодой девушкой на колени. Бледное лицо Бланш вспыхнуло.

– Кузен, – сказала она с гордостью, – разве вы не знаете, что я невеста вашего старшего брата?..

– Напротив, знаю как нельзя лучше.

– Вы это знаете… и осмеливаетесь говорить со мной таким образом?

– Тем более я могу…

– Это новое оскорбление?

– Это не оскорбление, кузина, это правда. Альберик недостоин вас; это тяжелый провинциал, без ума, без блеска, без живости; он не может научить вас тому, что значит любовь, между тем как я знаток в этой сладостной науке… Что может предложить вам Альберик большее, чем я?.. Титул и богатство, которых у меня нет, это правда… Ну, пожалуй, если вы дорожите этим титулом и деньгами, возьмите их… я согласен от всего сердца… пусть Альберик будет вашим мужем, лишь бы только я был вашим любовником… Ну, кузина, согласны ли вы?