Семь столпов мудрости - Томас Лоуренс

Я хотел разом разрушить всю линию, но дело, похоже, застопорилось. Армия выполнила свою задачу: Нури Саид расставил пулеметы вокруг Арарского холма, чтобы перекрыть любой выход из Дераа, но почему не продолжалось разрушение дороги? Я бросился вниз и застал египтян Пика за завтраком. Это было похоже на игру Дрейка в шары, и я буквально лишился дара речи от восхищения.

Однако через час они были готовы к работе по разрушению дороги, а французские артиллеристы, у которых также был пироксилин, уже спускались к линии, чтобы взорвать ближайший мост. Они были не очень ловки, но со второй попытки и им удалось достичь своей цели.

Пока перед нами не заплясала знойная дымка, мы с вершины Тель-Арара тщательно изучали Дераа с помощью моего сильного бинокля, стараясь узнать, что приготовили для нас сегодня турки. Первое открытие вызвало беспокойство. На турецком аэродроме хлопотали команды солдат, выкатывавшие аэропланы, один за другим, на летное поле. Я насчитал восемь или девять выстроившихся в линию машин. Во всем же остальном обстановка была такая, какую мы и ожидали. Пехотинцы расходились по оборонительным позициям, удваивая численность их защитников, турецкие орудия постреливали по нам, но до нас от них было четыре мили. Паровозы турки держали под парами, но поезда бронированы не были. Местность за нами в направлении Дамаска была как на ладони. Со стороны Мезериба, справа от нас, никакого движения не происходило. Инициатива оставалась за нами. Мы надеялись взорвать шестьсот зарядов методом «тюльпан» и вывести таким образом из строя шесть километров железнодорожного полотна. Метод «тюльпан» был изобретен Пиком и мною именно для этого случая. Тридцать унций пироксилина укладывали под середину центральной шпалы каждой десятиметровой секции пути. Шпалы были стальными, коробчатой формы, их полости заполнялись газами от взрыва, поднимавшими вверх середину шпалы. При правильном расположении заряда металл не разрывался, а выгибался горбом на высоту до двух футов, поднимая за собой рельсы на три дюйма, а возникавшее при этом стягивающее усилие сводило их на шесть дюймов друг к другу и, поскольку рельсовые подушки захватывали нижние фланцы, сильно скручивало их внутрь. Такая тройная деформация исключала возможность рихтовки рельсов. Разрушались три из каждых пяти шпал, а поперек земляного полотна появлялась глубокая канава, и все это от одного заряда, подрываемого такими короткими запалами, что, когда срабатывает первый, воспламеняется третий.

Три сотни таких зарядов должны были заставить турок ремонтировать путь добрую неделю. Это могло стать счастливым воплощением крылатой фразы Алленби о «трех солдатах и мальчишке с пистолетами». Я повернулся, чтобы пойти обратно к отрядам, и в этот момент произошли два события. Пик подорвал свой первый заряд, поднявший клубы черного дыма, похожие по очертанию на пышный тополь, и глухое эхо взрыва долго катилось по округе. Турки подняли в воздух первый аэроплан, направившийся прямо на нас. Мы с Нури Саидом отлично укрылись в глубоких естественных расселинах обнажения породы на южной стороне холма. Там мы спокойно ожидали бомбежки, но это был всего лишь аэроплан-разведчик, который, изучив наше расположение, тут же вернулся в Дераа.

Очевидно, его пилот сообщил плохие новости своему начальству, так как в воздух быстро поднялись один за другим три двухместных аэроплана, четыре разведчика и допотопный желтопузый «альбатрос». Они покружили над нами, сбрасывая бомбы и поливая нас пулеметным огнем. Нури загнал своих пулеметчиков вместе с их «гочкисами» в расселины скал и приказал открыть ответный огонь. Пизани задрал вверх стволы своих четырех горных орудий и оптимистически выпустил несколько шрапнельных снарядов. Это расстроило боевой порядок аэропланов противника, и они виражом ушли на полной скорости к своему аэродрому. Цель их налета осталась непонятной.

Мы рассредоточили солдат и верблюдов, а нерегулярные войска – бедуины рассредоточились сами. Единственным способом обеспечения безопасности было такое рассредоточение, при котором в поле зрения противника попадали бы только мельчайшие мишени, потому что на открытой равнине хорошо укрыться не мог бы даже заяц. У нас зародились плохие предчувствия, когда мы, глядя на множество точек, усеявших склоны, осознали, сколько тысяч людей подчинялись нашим командам. Было странно стоять на вершине холма, глядя на эти квадратные мили, кишевшие людьми и верблюдами, среди которых с неправильными промежутками рвались бомбы, поднимавшие молчаливые, ленивые клубы дыма, казавшиеся совершенно не связанными с громом разрывов, или вспыхивали султаны пыли, выбиваемой из грунта пулеметными очередями.

Все выглядело и звучало предельно тревожно, но египтяне продолжали работать так же методично, как они ели. Четыре группы рыли ямы для «тюльпанов», тогда как Пик с одним из своих офицеров подрывали каждую серию по мере готовности заряда. Двух пироксилиновых шашек в одном «тюльпановом» заряде было мало для того, чтобы взрыв был достаточно заметным, и аэропланы, казалось, не видели того, что мы продолжали делать. По крайней мере, не бомбили египтян специально, а поскольку разрушение постепенно продвигалось по полотну дороги, отряд уходил все дальше от опасной зоны, углубляясь в спокойный северный ландшафт. Мы определяли их продвижение по разрушению телеграфной линии. На нетронутых участках столбы стояли прямо, удерживаемые натяжением проводов, но по мере того, как Пик переходил с одного участка на другой, они теряли устойчивость, шатались или просто падали.

Нури Саид, Джойс и я собрались на совет, чтобы решить, как добраться до ярмукского участка Палестинской железной дороги, чтобы окончательно перекрыть Дамасскую и Хиджазскую. Имея в виду сведения о противодействии, мы должны были использовать возможность отвести почти всех наших людей, что представляется мудрым решением в условиях постоянного воздушного наблюдения, потому что, с одной стороны, бомбы могли бы нанести нам такой же крупный ущерб, как марш через открытую равнину, а с другой – диверсионный отряд Пика остался бы на милость Дераа, если бы турки набрались смелости совершить вылазку. В настоящий момент они были напуганы, но время могло сделать их храбрыми.

Пока мы колебались, все разрешилось самым чудесным образом. Джунор, пилот аэроплана BE‑12, теперь единственного в Азраке, услышал от оставшегося без машины Мерфи об аэропланах противника в районе Дераа и самостоятельно принял решение занять место «бристоль-файтера» и выполнить воздушную программу. Так, когда дела приняли для нас наихудший оборот, он внезапно принялся демонстрировать фигуры высшего пилотажа.

Мы смотрели на это со смешанными чувствами, потому что его безнадежно устаревшая машина могла сделать его добычей для любого из аэропланов – разведчиков противника или из двухместных истребителей. Но, во-первых, он удивил турок, обстреляв их из своих двух пулеметов. Они разбежались по укрытиям, внимательно наблюдая за своим неожиданным оппонентом. Он улетел на запад, за железную дорогу, и они пустились за ним в погоню.

У нас царил полный покой. Нури воспользовался затишьем, чтобы собрать триста пятьдесят солдат регулярной армии, с двумя или тремя орудиями от Пизани, и спешно отправил их верхом на верблюдах за Тель-Арар: это был первый этап их марша на Мезериб. Если бы аэропланы налетели на нас получасом позже, они, вероятно, не заметили бы ни уменьшения количества наших солдат на холме, ни рассеянных групп, скрытно пробиравшихся по каждому склону, прячась в каждой низинке, чтобы уйти по стерне сжатых полей на запад. С высоты птичьего полета эта обработанная земля, должно быть, выглядела как стеганое одеяло. От земли поднимались высокие стебли кукурузы, а чертополох, разросшийся вокруг полей, доставал до седла.